Но тогда, спрашивается, с какой стати России суждена иная, уникальная историческая судьба, тем более что и Германия, и наше богоспасаемое отечество равномерно прошло через феодализм, капитализм, империализм, социализм, в разных, правда, редакциях, потом опять ударились в капитализм, причем отягощенный институтом «гастарбайтерства», а нынче и мы и они головы ломаем, как бы нам выйти из тупика…
Признаться, в отличие от народов устоявшихся, более или менее вменяемых, то есть не настолько отравленных романтическими настроениями, мы любим пускаться в эксперименты, например, мы было задумали в 1917 году наладить общество абсолютной справедливости, но очень скоро потерпели фиаско по всем статьям. И поделом: не модничай, не мудруй, помни французскую максиму «Счастье обретается только на проторенных путях» и соображайся с возможностями слабого человека, который покуда не достоин царствия Божия на земле.
Словом, неясно, с какой стати в нашем медвежьем углу завелось учение, над которым еще Гоголь насмехался, обозначив его девизом «Смотрите, немцы, мы лучше вас». Тем более неясно, что наши теоретики «славянофильства» были люди отлично образованные, умники и всячески комильфо. Так надо полагать, что рекомое учение, опять же, вышло из национального комплекса неполноценности, поскольку, что ни говори, а со времен «Салической правды» мы отставали от Европы примерно на триста лет. Обидно все-таки: мы такие умные, утонченные, при душе, о монадах по Лейбницу беседуем, а у нас под окнами сплошная азиатчина и разор; у нас людьми торгуют, мальчики (со слов Салтыкова-Щедрина) поголовно щеголяют без штанов, законы есть, но словно бы их и нет, народ сидит на одном хлебе, которого не всегда хватает до Рождества. И не просто обидно, а до того обидно, что поневоле сочинишь панегирик родному краю с упором на «светлое будущее», благо действительно есть чем покичиться перед прочими народами, например: у нас самый богатый в мире ругательный вокабуляр, лесов, полей и рек девать некуда, нигде нет крестьянской общины, предтечи коммунизма, а у нас есть. Посему «разумейте, языцы, и покоряйтеся, яко с нами Бог».
Первый русский славянофил Павел Иванович Пестель, теоретик и вождь Южного общества декабристов, до того даже был раздосадован дисгармонией между Лейбницем и мальчиками без штанов, что задумал перевести все без исключения иностранные, заимствованные слова на русский язык, в чем, однако, не преуспел; ну не переводятся по-русски, хоть ты тресни, «академия», «музыка», «бельэтаж», и все попытки принудительно вывести соответствующий аналог только к тому и приводят, что в результате получается смешная белиберда.
И чего, спрашивается, было расстраиваться, чего изводить себя словотворчеством, если и у немцев нет своего, природного существительного для понятия «конституция», а похитили они это слово у древних римлян, а «математику» украли у афинян, и вообще, с точки зрения античного человека, и мы – варвары, и они – варвары, обогатившие свой язык плагиатом, только они расположились поблизости от очагов древних цивилизаций, а мы возмутительно далеко.
Уже тем может утешиться гордое русское сердце, что ни один народ в мире не способен трансформировать наречие в существительное, а мы пожалуйста – «авоську» вывели из «авось».
Уж на что Лев Толстой был мудрец, а и того российская действительность, можно сказать, оставила в дураках. Лет шестьдесят этот гений водил пером по бумаге, тридцать лет искал Бога и, наконец, пришел к заключению, что по-настоящему счастлив тот, кто не ест убоины, неукоснительно следует евангельским заповедям, живет черным трудом, ничего не имеет и ничего не желает, обратно опростился до стадии тульского мужика. Потом эту доктрину подхватили тысячи людей, которые чаяли всемирной гармонии через непротивление злу насилием, и чуть ли не целая церковь из них образовалась, смиренных и трудящихся, инфантильных и неимущих, вегетарианцев и щеголяющих босиком.
Вот что любопытно: доживи Лев Николаевич до 1918 года, как-то продвинулось бы его учение, или нет? Ведь записного толстовца непременно должна была озадачить странная ситуация – ведущей фигурой в стране стал именно что мужик, по преимуществу «плачущий», «кроткий», «алчущий и жаждущий правды», всех заставили пилить дрова, включая бывших фрейлин и профессоров, всяческое имущество отменили, человек опростился до такой степени, что ему не на что огурчика купить, чеке и при желании не окажешь сопротивления, по городам и весям бродят сплошь босые вегетарианцы, а счастья как не было, так и нет.