Так откуда же мы родом, и какая неведомая сила вдохнула в нас способность к сопереживанию, понятие о чести, неукротимую любознательность, совесть, мысль? Этого никто не знает, и, думается, никогда не узнает, но кое-какие догадки есть.
Именно потому, что люди вооружены фундаментальными качествами, не известными в природе, которых в ней никогда не было и нет, как избушек на курьих ножках, вроде совести или понятия о чести, человек не мог развиться из какого бы то ни было низшего существа. Кстати заметим, что, кажется, последний из алхимиков, божественный Исаак Ньютон, двадцать лет пытавшийся получить золото из презренного свинца, и тот потерпел провал.
И немудрено, поскольку в природе ничто не берется из ничего, а шимпанзе в качественном отношении – это как раз ничего в сравнении с человеком, как вирус и спичечный коробок. Когда одноклеточное возвышается до кистеперой рыбы в ходе естественного отбора, а кистеперая рыба из любопытства выбирается на сушу и превращается в динозавра – это понятно, потому что между одноклеточным и динозавром принципиальных отличий нет: оба только и делают, что питаются и размножаются, питаются и размножаются, и не способны на мало-мальски отвлеченное действие, положим, они не могут раз-другой ковырнуть в носу. Шимпанзе, правда, иногда ковыряет в носу, и даже задумчиво, но это предел ее сентиментальным возможностям, и вот крокодил, который на миллионы лет старше человека, – по-прежнему крокодил, и сам великий Дарвин мог получиться от прачки и жестянщика, но это более чем сомнительно, чтобы homo sapiens произошел от человекообразной обезьяны по причине природной социальности и в результате совместных трудовых усилий, потому что и усилия-то были диетические, и стадность – явление обыкновенное в животном мире, и шимпанзе – убогая дурында, известная специалистка по части блох.
Разве что обезьяна вроде шимпанзе могла послужить базовым материалом для выведения человека, но не более того, поскольку люди составляют совсем уж фантастический вид в рамках класса млекопитающих, и, видимо, у неведомого селекционера имелся в запасе какой-то фокус, который и определил нашу историческую судьбу. Иначе не понять, почему вдруг (именно что вдруг, с точки зрения вечности) на земле появилась некая трансцеденция, в частности, способная сознательно действовать себе во вред ради абстракций, которая начала с того, что стала прикрывать срам. Ни одно дыхание мира не стесняется гениталий и свободно оправляется на виду у своих сородичей, а человек стесняется, поскольку он почему-то этичен и почему-то такого высокого о себе мнения, что он первым делом обозначил свою исключительность, прикрыв срам, отмежевался от матери-природы, где все питается и размножается, все бесстыдно и существует неведомо для чего. А человек еще и рисует (кроме того, что стесняется), едва заведясь на просторах Африки, то есть зачем-то приукрашивает природу, тонко чувствует звуковую гармонию, сознает ограниченность во времени и в пространстве, и оттого сложно погребает своих покойников, и тем не менее он предчувствует бесконечность субстанции, которая им понимается как «душа».
Как только закончилась эпоха матриархата, так сразу распространилось заблуждение, будто «курица не птица, баба не человек». Очень даже человек, но по-другому, не так, как наш брат мужик, в частности, неряха, пьяница и лентяй.
Скорей всего, фальшь насчет вспомогательного предназначения женщины (как придаточного по хозяйству и ходячего инкубатора) возникла просто-напросто потому, что мужчина намного сильнее своей подруги, но ведь и слон сильнее мужчины, а он безропотно повинуется мальчишке-погонщику и существует на тех же правах, что и мелкий рогатый скот. Женщина точно слабее нас, мужиков, но зато она куда последовательнее слушается заповеди «не убий»; мужчина изобрел радио и даже губную помаду, а женщина в этой области, кажется, вовсе не замечена, затем что у нее своих дел по горло, но зато она работоспособней и не так нервно относится к тому, что плохо лежит; женщина не столь сильна в качестве творца прекрасного, но, сдается, только потому, что сама прекрасна, и если бы она еще сочиняла героические симфонии, то это уже получился бы перебор.
Мы даже в дурных человеческих качествах друг друга стоим: их сестра, как правило, мстительна и неширока, мужчина вспыльчив и беспечен, она предана, как аист, но бессовестно лукавит, когда уверяет вас, что все четыре раза выходила замуж по безумной любви, мужчина прямолинеен, благостен, но ходок.
И все бы хорошо, и высокая гармония соединила бы нас в нерасторжимое целое, кабы мы вполне сознавали свою человеческую должность, а то пошли мужчины с женскими ухватками, а среди женщин объявилось множество мужиков, именно феминистки, премьер-министры, военнослужащие, дельцы, а это уже уродство, как национал-социализм или европейский единорог.
Бывают заблуждения древние, укоренившиеся, например: Бог есть; Он обретается где-то «на небеси» в окружении архангелов, ангелов, херувимов и серафимов, святых и праведников, возлежащих на ложе Авраамовом, причем Бог имеет определенное физическое обличье, непосредственно руководит процессами вселенскими и земными, наставляет и попущает, лично знает каждую былинку в мироздании, видит все и слышит все, вникает в самые сокровенные наши помыслы и дела.
А бывают заблуждения сравнительно молодые, относительно новомодные, например: Бога нет; Вселенная сама собой зародилась в результате Великого взрыва, жизнь на Земле развилась как следствие случайных химических реакций, человек произошел от макаки и заматерел в известных формах благодаря пристрастию к коллективному труду, миром правят объективные законы развития всего живого и неживого, которые черт его знает откуда и взялись, похождения Христа – бабушкины сказки, и никакого Страшного суда не предвидится, так что гуляй, Ваня, напропалую, в худшем случае лопух вырастет, как обещал знаменитый тургеневский нигилист.
На самом деле выходит не так и не сяк, а эдак: Бог есть, и это скорей всего, даже на взгляд осторожно мыслящего человека, но бытие Его неизъяснимо, а природа не поддается никаким силам воображения, или, как говорили в старину мудрые люди, «мы знаем, что Бог есть, но мы не знаем, что Он есть».
Может быть, Бог есть закон, вернее, свод непреложных законов развития всего живого и неживого, и тогда понятно, откуда на нашу голову сваливаются стихийные бедствия, социальные потрясения, избыточное зло и нестерпимое горе, потому что всемогущий Бог-закон сам через себя не может переступить. Возможно, Он – непостижимая по своей сути, но как-то оформленная сублимация творческого духа, которая некогда наладила потехи ради миниатюрную модель самое себя, выбрав в качестве полигона небольшую уютную планету в галактике Млечный Путь, и тогда понятно, отчего человек – тоже сублимация, неистощимый выдумщик, способный воплощать буйные свои замыслы в нечто такое, чего в природе до него никогда не было. Не исключено, что Бог есть нравственный абсолют, основание духовного здоровья рода человеческого, и тогда понятно, почему хороших людей несравненно больше, нежели плохих, и уголовные преступники – просто больные люди, которых нужно изолировать и лечить. Также не исключено, что Бог – это умышленное единство людей через нравственный абсолют, нерушимый союз живущих и прежде живших, которые вкупе составляют Господа, как первочастицы составляют все вещное и невещное, и тогда понятно, почему «в конце концов побеждают идеалисты», как утверждал Томаш Масарик, профессор и президент. Возможно, Бог есть прежде всего любовь, на чем настаивают протестанты, некое романтическое внушение, управляющее людьми, и тогда понятно, отчего нежное чувство привязанности испытывает даже такая сволочь, как растлитель малолетних и террорист. А то, может быть, Бог – это и то, и другое, и третье, и четвертое, и любовь.
Ясно одно: Он есть, и даже невозможно, чтобы Его не было, потому что есть человек, это чудо из чудес, противоестественно возвышенное существо, способное творить добро вопреки выгоде или, по крайности, освоить в младенчестве невероятно трудный язык взрослых, вроде русского, да еще в смехотворно короткий срок.