Доказательство тому лежит на поверхности. Пока во главе Соединенных Штатов стояла администрация (Никсона, Форда и Картера), которая шла на компромисс с Советами, Советский Союз продолжал наращивать свои арсеналы и усиливать военное присутствие в разных частях мира. Но стоило только появиться президенту, открыто поставившему в качестве целей достижение военного превосходства, всеобъемлющее соперничество и сдерживание советской мощи, как Советский Союз пошел на сотрудничество и разоружение, а впоследствии развалился. Критики президента Рейгана, в отчаянной попытке найти кого-нибудь, кому можно было бы поставить в заслугу окончание «холодной войны», увидели неожиданное спасение в лице Михаила Горбачева, которому приписали преобразование всего на свете. Роль г-на Горбачева и в самом деле была позитивной и очень важной. Однако противникам президента Рейгана так и не удается объяснить, почему (выражаясь словами профессора Ричарда Пайпса) «после четырех лет жесткой рейгановской политики конфронтации Советский Союз не ответил тем же… не назначил такого же бескомпромиссного, агрессивно настроенного первого секретаря, а остановился вместо этого на человеке, склонном к компромиссам»[24].
Столь серьезное заблуждение, похоже, совсем не помеха для карьеры в мире, сложившемся после окончания «холодной войны». Напротив. Вчерашние критики стратегии, которая так блистательно разрушила Советский Союз, получили возможность выстраивать отношения с его наследниками. Г-н Строуб Тэлботт в период работы журналистом в журнале Time неоднократно критиковал усилия Рейгана по укреплению обороноспособности, отвергал СОИ, подвергал сомнению эффективность идеи внешнего давления со стороны Запада, называл «холодную войну» «навязчивой идеей», отвлекающей мир от других, более важных проблем, и считал НАТО «не более чем временным образованием»[25]. И что же, в администрации президента Клинтона он получает место заместителя госсекретаря.
Все это в наше время приобретает чрезвычайное значение. Если столь влиятельные люди не понимают или просто забыли, против чего мы боролись в «холодной войне» и как нам досталась победа, значит, они не могут даже сохранить, не говоря уже о том, чтобы углубить, завоевания, которые дала свобода.
«Холодную войну» иногда изображают как борьбу между двумя сверхдержавами: Соединенными Штатами (и их союзниками) с одной стороны и Советским Союзом (и его марионетками) — с другой. Термин «сверхдержава» не нравился мне в те времена, поскольку он предполагает некую моральную равнозначность двух политических полюсов. Конечно, с одной стороны, борьбу за превосходство вели друг с другом равные в широком смысле государства. Однако эта равнозначность по размышлении вовсе не однозначна. Намного важнее и значительнее для нас сегодня то, что «холодная война» шла между двумя прямо противоположными системами, опирающимися на отрицающие друг друга философские теории и имеющими абсолютно разные цели.
Советская коммунистическая система была в некотором смысле проще. Ее главная цель заключалась в стремлении к мировому господству идеологии марксизма-ленинизма и коммунистической партии, которая являлась высшим хранителем этой идеологии и единственным получателем выгоды от нее. Такая цель, по мнению оппонентов, не предполагала никаких моральных ограничений, само упоминание которых казалось абсурдным. Коммунизм не признавал никаких ограничений, кроме тех, что были обусловлены силой его врагов. В рамках такой системы личность ценилась настолько, насколько она могла выполнять отведенную ей роль. Высказывание взглядов, проявление творческой энергии, любые виды «личной» активности разрешались только в том случае, если они приближали «революцию», т. е. совпадали с интересами стареющих обитателей Кремля. Осуществление мировой революции все откладывалось. Случались, однако, моменты, особенно во взаимоотношениях Советского Союза с Китаем, когда между поборниками великой социалистической «идеи» возникали разногласия по поводу темпа ее реализации, методов руководства и ближайших задач. Вместе с тем цель создания всемирного социалистического общества, состоящего из идеологически убежденных граждан, оставалась неизменной.