Я знал героев, атрибуты и символы «Святой Анны». Но я понял, что увидеть и назвать всё это – только первый, самый маленький шаг к пониманию смыслов, которые Леонардо вложил в это произведение. Я увидел, что пирамидальная группировка фигур превращает их в гору, вздымающуюся к небесам; что символическое синее одеяние Девы, несмотря на его плотность, прозрачно, как само небо; и что прекрасный пейзаж и дерево по сравнению с семьей выглядят игрушечными. Я понял, что младенец Христос, его мать, бабушка и ягненок расположены как проистекающие одна из другой формы, как будто набор матрешек. Я заметил, что Иисус раскачивается туда-сюда, что мать крепко держит его, одновременно подталкивая вперед. Христос сидит как пробка в бутылке, готовый в любую минуту вылететь; но при этом он отклоняется от своей семьи и обнимает жертвенного агнца. Я понял, что ребенок совершает «прыжок веры»; что он переступил черту и слился с ягненком, поднимая его с земли, – как будто они уже начали возноситься. И я осознал, что, перешагивая через ягненка, ребенок также жертвует собой, а взмах его ножки подобен удару меча, отрубающего голову животного. Я начал понимать, как Леонардо исследовал темы любви, родственных связей, милости, жертвенности и искупления. И мне вспомнились слова моей подруги о материнстве: родить ребенка – значит иметь собственное сердце вне тела; выпустить в мир стрелу. Как бы хорошо ты ни целился, когда стрела полетит, случиться может что угодно.
Понимание искусства – часть нашего миропонимания. Но мир искусства не похож на мир реальный. Искусство – это мир в себе. Все мы используем глаза, чтобы опознавать и классифицировать предметы вокруг нас. Глядя на работу художника, мы с радостью узнаем собаку, мать, ребенка, дерево, яблоко и даже плоский красный прямоугольник. Мы не можем не сравнивать то, что предлагает нам художник, с тем, что видим вокруг. Проблема в том, что слишком часто после того, как мы определяем сюжет картины и необычность, красоту или «точность», с которой художник передал этот сюжет, мы останавливаемся. С появлением фотографии так происходит всё чаще и чаще: именно благодаря ей закрепилось заблуждение о том, что беспристрастный объектив камеры – который считали истиной в последней инстанции – занял место далеко не объективного глаза художника. Правда в том, что, осмыслив отношения произведения искусства и известного нам мира, мы осваиваем лишь малую часть достижений художника.
Художники – это поэты. А произведения искусства – размышления на заданные темы. Художники стремятся выразить и вызвать определенные эмоциональные и когнитивные реакции. Они хотят развить наше воображение. Для этого есть разные способы; например, художники создают формы, цвета и ритмы и играют ими. Художники используют неожиданные аллюзии и аналогии. Мондриан, один из величайших художников-модернистов, строит композицию «Буги-Вуги на Бродвее» (1943) из сотни маленьких прямоугольников, и внезапно мы видим, что абсолютно абстрактные формы могут быть организованы так, что возникают пульсирующие ритмы, безотчетное возбуждение и сложные структуры не только буги-вуги и джаза, но и современного города. Мы видим, что Мондриан, чьи цветные прямоугольники как будто выдвинуты на нас, при этом парадоксальным образом оставаясь плоскими, – тоже уникальный колорист, хотя его голос и отличается от голосов Леонардо и Клее.
Как и все поэты, художники используют метафоры. Я уверен, что метафора – ценнейший ключ к пониманию современного искусства, да и искусства в целом. Слово «метафора» греческое и означает перенос акцента или значения с одного предмета на другой. Цель метафоры – расширить и помочь определить сюжет произведения искусства. В поэзии метафора – прием сравнения, в результате которого поэт посредством переноса качеств одного предмета на другой использует одно слово в качестве другого. Пример – лилия на картине с изображением Девы Марии. В христианском искусстве лилия символизирует целомудрие и чистоту Богоматери. Если художник просто изображает лилию невдалеке от Девы, как знак, то эта лилия сводится к своему символическому значению. Мы видим лилию, но не обязательно понимаем ее значение и связь с Богоматерью. Но если вместо этого художник изображает лепестки лилии и, возможно, одежды Девы Марии, наделяя их эротическими ассоциациями, которые указывают на то, что имеется в виду прежде всего орган размножения растения, мы понимаем не только, что именно символизирует лилия, но и чем физически пожертвовала Дева, оставаясь при этом непорочной. Мы видим в Марии и девушку, и самоотверженную мать, и цветок.