И он вскоре лег и умер.
Его сестра ушла.
– Вот теперь другое дело, – сказала она. – Выбросьте его.
Она не оглянулась.
– Нужно все делать как положено, – сказала она. – Что бы ты ни делал, делай как надо.
Таким образом, наша иллюзия смерти – социальная иллюзия. Если у тебя есть хоть немного опыта медитации – если с тобой случился хотя бы проблеск той истины, что ты отделен от тела, если чувство разотождествленности с телом хотя бы на мгновение проникло в тебя глубоко – ты не будешь бессознательным в момент смерти. Фактически, к этому моменту состояние бессознательности уже будет разрушено.
Осознанно, сознательно никто никогда не может умереть, потому что все время продолжает осознавать, что не умирает, что в нем что-то умирает, но не он сам. Человек продолжает наблюдать это отделение и в конце концов находит, что его тело лежит в стороне от него, на расстоянии. Тогда смерть оказывается просто отделением; она равнозначна разрыву связи. Словно я выхожу из дома, а члены семьи, не осознающие мир за стенами дома, подходят к двери и со слезами прощаются со мной, чувствуя, что человек, с которым они пришли попрощаться, умер.
Смерть есть рассоединение тела и сознания. Называть это рассоединение смертью бессмысленно, – это просто ослабление, разрушение связи. Это не более чем переодевание. Таким образом, тот, кто умирает с осознанностью, на самом деле никогда не умирает, поэтому для него вопрос смерти никогда не возникает. Он даже не называет смерть иллюзией. Он даже не говорит, кто умирает, а кто нет. Он просто говорит, что то, что мы до вчерашнего дня называли жизнью, было просто ассоциативным рядом. Этот ассоциативный ряд должен быть разрушен. Теперь началась новая жизнь, которая не входит в прежний ассоциативный ряд. Может быть, это новая связь, новое путешествие.
Но умереть в этом состоянии осознанности возможно, только с осознанностью прожив. Если ты научился жить сознательно, несомненно, ты сможешь сознательно и умереть, потому что смерть – явление жизни; она происходит в жизни. Другими словами, смерть – это финальное свершение того, что ты понимаешь под жизнью. Это не явление, происходящее вне жизни.
Это все равно что дерево, которое взращивает плод. Сначала плод зеленый, потом начинает желтеть. Он становится все более желтым, пока, в конце концов, не пожелтеет полностью и не упадет с дерева. Это падение с дерева – не явление вне процесса созревания плода; скорее, это окончательное свершение самого созревания.
Событие падения плода с дерева не оторвано от процесса его желтения и созревания, скорее, это его кульминация, успешное завершение. А что происходило, пока плод был зеленым? Он готовился столкнуться лицом к лицу с все тем же последним событием. И тот же самый процесс продолжался, когда он еще не расцвел цветком на ветви, когда он был еще скрыт внутри почки. Даже в том состоянии он готовился к окончательному событию. А что сказать о том времени, когда дерево еще не было проявлено, когда оно еще содержалось внутри семени? Та же подготовка продолжалась и тогда. А то время, когда это семя еще не родилось, и было еще скрыто в каком-то другом дереве? Продолжается тот же процесс.
Таким образом, явление смерти – только часть цепи событий, принадлежащих одному и тому же явлению. Конечное событие – не конец, это только разделение. Одни отношения, один порядок заменяются другими отношениями, другим порядком.
Восток и запад, смерть и секс
На земле до сих пор существовали два типа культур – обе однобокие, обе неуравновешенные. Еще не оказалось возможным развить культуру, которая была бы тотальной, целой и святой.
Прямо сейчас на Западе предоставлена полная свобода сексу, но – может быть, вы не замечали – подавлена смерть. Никто не хочет говорить о смерти; все говорят о сексе. Существует огромное количество литературы о порнографии, о сексе. Существуют такие журналы, как «Плэй-бой», – непристойные, болезненные, больные и невротичные. На Западе царит невротичная одержимость сексом, но смерть? Смерть – это табуированное слово. Если ты говоришь о смерти, люди сочтут тебя не вполне нормальным: «Почему ты говоришь о смерти?» Ешь, пей и веселись – таков девиз. «Зачем ты вносишь смерть? Держись от нее подальше. Не говори о ней».
На Востоке секс был подавлен, но о смерти говорят свободно. Точно как сексуальная, непристойная порнографическая литература, на Востоке существует другого рода порнография. Я называю ее порнографией смерти – настолько же непристойная и болезненная, как сексуальная порнография Запада. Мне встречались священные писания… Вы можете найти их где угодно; почти все индийские писания полны порнографией смерти. О смерти говорят слишком много. О сексе никогда не говорят; секс табуирован. Говорят о смерти.