Дождь шел непрерывно, темные квадраты тягачей с людьми быстро подкатывали к брюху самолета и отъезжали снова, время от времени отражая вспышки беззвучных молний, за его спиной, в проходе, пассажиры продолжали с безграничным терпением толстовских крестьян продвигаться к своим местам в салоне второго класса. Нимрам рассеянно следил за их отражениями в окне, задаваясь праздным вопросом, многие ли видели его за пультом, если кто-то из них вообще видел дирижера за пультом, многих ли тревожил тот таинственный дух, которому он посвятил свою жизнь. Никто, насколько он мог заметить, не обращал внимания на бодрую глупую музыку, которая сочилась из невидимых динамиков самолета. Когда лайнер наберет высоту, ее выключат, и Нимрам будет только рад этому. И все же трогательно, что авиакомпания считает своим долгом предпринимать эту беспомощную попытку успокоить людей: «Все будет в порядке! Слушайте музыку! Все будет в порядке!» А они и не слушали ее, эти дети случая, молодые и старые, отправляющиеся в полет через всю страну в середине ночи; впрочем, может быть, их и впрямь успокаивала эта музыка.
Вдруг у него за спиной раздался голос, профессионально добрый:
— Вот мы и пришли. Пожалуйста. А это я унесу, ладно? Ну как, удобно?
Он обернулся и увидел, что стюардесса берет металлические костыли у молодой девушки — скорее девочки, — только что опустившейся в кресло рядом с ним.
— Спасибо, — проговорила девочка, обеими руками доставая пряжки пристяжного ремня.
— Костыли будут там, впереди, — говорила стюардесса, зажимая оба костыля под мышкой. — Если что-то понадобится, звоните, хорошо?
— Спасибо, — снова сказала девочка, кивнула ей и, уже вытащив ремень, стала изучать пряжку. Поняв, как она работает, девочка кивнула еще раз, застегнула ремень и неожиданно улыбнулась; быстро взглянула на Нимрама и отвернулась. Ей было, наверное, лет шестнадцать.
Он тоже отвел глаза в сторону, его сердце сильно забилось, так как лицо девочки его поразило. Она удивительно походила на его жену Арлин — хотя, конечно, была намного моложе, — она вполне могла оказаться сестрой Арлин, которая когда-то пропала. Он знал, что этого быть не могло, такие люди, как Арлин, никогда ничего не теряют и тем более не имеют секретов — разве что по утрам на рождество. Но, несмотря на уверенность, какая-то часть его сознания вцепилась двумя руками в эту идею, вцепилась мертвой хваткой. Как и у Арлин, волосы девушки были рыжевато-каштановые, с золотистыми прядями, но мягкие и легкие, словно пучки света. Лоб, нос, рот, подбородок тоже были похожи, по крайней мере, так ему показалось с первого взгляда. Еще раз украдкой взглянув на девочку, чтобы проверить первое впечатление, Нимрам увидел, что нос у нее прямее, чем у Арлин, и, пожалуй, красивее — в какой-то степени — и веснушек поменьше. И все же чем больше он на нее смотрел, тем сильнее казалось сходство.
Почувствовав, что он разглядывает ее, девочка подняла глаза и улыбнулась, а затем снова отвела глаза в сторону. Голубизна ее глаз была намного светлее, чем у Арлин, и это различие на миг его озадачило — он заерзал в кресле, прочистил горло, отвернулся к окну взглянуть на дождь, — теперь ему уже почти не верилось, будто они похожи. Глядя на отражение девочки в окне, в восьми дюймах от своего лица, он увидел, что она потянулась к карману сиденья, который был перед ней, и достала оттуда журнал или, может быть, гигиенический пакет.