И тут Принц сердито встал с ним рядом.
— Вы не умрете! — воскликнул он, сверкая глазами. Потом повернулся и яростно глянул на Влемка. Но Влемк увидел сквозь слезы лишь расплывчатое розоватое пятно. Снова оборотившись к Королеве, Принц продолжал — Вам уже лучше, моя девочка!
Его озабоченный и в то же время виноватый вид показался Королеве трогательным и забавным, но она постаралась не выдать своих чувств.
— Нет, нет, милый Принц, — возразила она и вздохнула, глядя на его дрогнувшее лицо. Он стиснул зубы, по его румяным щекам текли слезы, которые (она это знала) были слезами любви к ней, любви невинной, чистосердечной — хотя кроме любви было здесь и нечто другое (она это тоже знала), что он скрывает, — и ей казалось, будто она совершает преступление, заставляя его страдать, потому что недостойна его доброты. Какого же еще искупления можно ожидать от нее, разве смерть ее не будет искуплением грехов и преступлений? Но как они поникли, как униженно, словно просители, ломают руки! И ей это нравится, чего уж тут спорить. Она чувствовала себя истинной королевой, и это чувство искушало ее промолчать, — она не пожалеет их, не избавит от страданий; но потом на нее навалилась какая-то тяжесть — почти ощущение старости, подумала она, или, во всяком случае, праведности, — и она почувствовала, что не может умереть вот так, не объяснившись до конца, чтобы все стало просто и ясно, чисто и открыто, как свет солнца, а дальше уж — пусть как хотят. Потому что умереть она должна; душой она к этому готова.
Влемк-живописец беспокойно переминался с ноги на ногу. Слова Королевы «успокоить твою душу» вызвали у него чувство тревоги. Случилось то, чего он так опасался. Это ведь из-за него она дошла до такого плачевного состояния; она же, зная, что он рано или поздно поймет, что натворил, жаждала снять с него всякую вину, вознестись над суетой к сладостной мудрости смерти. Она ласково улыбалась, жмурясь, как старая кошка. Влемк, взволнованный, перевел взгляд с лица Королевы на заплаканное, красное от гнева лицо Принца. Но как мучительно он ни думал, он все равно не мог придумать средства, которое помешало бы ей сделать то, что она решила сделать. Он видел: силы ее на исходе. Шкатулка выпала у нее из рук и лежала на одеяле.
— Влемк, — сказала Королева слабеющим голосом. — Я была не права, сказав тебе, что тот, первый портрет на меня не похож. Когда я увидела новый портрет, который ты довел до идеала, мне стало совершенно ясно, что в действительности я совсем не такая, какой себя воображала, что становлюсь все больше и больше похожей на те, другие портреты, которые ты писал.
— Новый портрет? — спросил Принц.
Не отвечая на его вопрос, Королева продолжала:
— Несоответствие между тем, что я собой представляю, и тем, какой мне хотелось бы быть, навело меня на мысль, что единственной радостью такому ничтожеству, как я, может служить пример древних философов, которые по крайней мере «познали самих себя». — Она опустила бледные веки и залилась слезами. Потом, уняв дрожь в голосе, сказала — Поэтому я и не хочу больше жить, поэтому и довела себя до такого жалкого состояния. Я не хочу, чтобы ты, когда меня не будет на свете, мучился угрызениями совести. Надеюсь, и мой милый друг Принц…
Королеву прервали драматические обстоятельства. Ни она, ни Влемк не заметили, что, когда она упомянула говорящий портрет, Принц в ужасе широко открыл глаза, словно медленно прозревая, в каком-то безотчетном порыве нагнулся к постели, схватил шкатулку, подбежал к камину и бросил ее в огонь. Там он и остался стоять — с суровым и более, чем обычно, виноватым видом. И тогда Королеве показалось — отчасти оттого, что ее оборвали на полуслове, — будто она и сама вся в огне; в тот же миг из камина донеслись вопли боли и ужаса:
— Влемк! Скажи ей, что это не моя вина! О, Мастер, милый Мастер, спаси меня!
При этих словах проклятие было снято — так они все поняли, — и Влемк, бросившись к камину, крикнул через плечо:
— Вы ошибаетесь, Королева! Спасти картину — значит спасти и вас! — Его голос гремел, как раскаты грома. — Она — не идеал, не иллюзия, она — это и есть вы! Иначе как бы она смогла заговорить?
Принц ничего этого не слышал: в тот самый миг, когда в камине раздались крики, он круто повернулся и не раздумывая — Влемк еще не добежал трех-четырех шагов — вытащил шкатулку из огня, побрызгал на нее водой и тем спас портрет от гибели.
— Неужели это возможно? — воскликнула Королева, покраснев от удовольствия и смущения. — Неужели я и вправду стала точно такой, как портрет?