— Какой хороший мотоцикл, — сказала она. И слово «мотоцикл» прозвучало так приятно в ее устах, ведь сами-то мы говорили «тачка». Как здорово, что она так сказала. Не спрашивайте почему.
— Не такой уж хороший, барахлит, — ответил я.
— А что с ним?
Она спросила это настолько заботливо, с таким значением, наверное, нарочно, чтобы я окончательно запутался. Сердце мое возликовало. Какое лицо! Какие глаза! Я же говорил, что она в школе самая умная!
— Да ничего, — сказал я напряженно, — просто не отлажен. Вот хочу настроить. — Я улыбнулся — Как пианино.
Я все-таки встал, правда, нехотя, ссутулясь, сразу видно, что не опасен. Взяв тряпку с сиденья машины, вытер руки.
— Как пианино, — повторила она, чуть заметно улыбнувшись, и, быстро взглянув мне в глаза, тут же отвела взгляд в сторону. Помедлив, она сделала несколько робких шагов внутрь гаража и прислонилась к верстаку, глядя на мотоцикл, а не на меня. Нерешительно, осторожно она подняла одну ногу и поставила ее на банку, где я держал в масле запчасти. Я подумал, что вот точно так же она стояла и тогда, прислонившись к бару и слегка опираясь ногой о ступеньку, но сейчас это не выглядело кинорекламой, просто она устала, и это было естественно.
— О чем же ты хочешь поговорить? — спросил я.
Ведь она живет далеко отсюда, подумалось мне, но я тут же вспомнил, что у нее есть машина, красная, с откидным верхом. Я обернулся и увидел ее машину здесь, рядом, сверкающую в свете уличных огней.
— А ты не взбесишься, если то, что я скажу, покажется тебе… странным?
— Мне? — забывшись, я неожиданно усмехнулся. — Не думаю.
Собираясь с духом, она поглядывала на меня, не зная, как начать. Наконец сказала:
— Ты когда-нибудь слышал такое название: «Императорская собака»?
Поджав губы, я немного подумал и затем покачал головой.
Она оттолкнулась от стола, прошла в глубь гаража к узкой задней двери, открыла ее, выглянула наружу. Я знал, что оттуда видно озеро, спокойное, освещенное лунным светом, оно лежало в двух милях отсюда, хотя казалось, что значительно ближе. Мне захотелось подойти к ней, встать рядом, но я не решился.
— Арнольд нашел старинный рецепт, китайский, он называется «Императорская собака», — сказала она, как бы обращаясь в темноту, к озеру. — В книге написано, что это, возможно, самое изысканное в мире блюдо.
Чуть повернув голову, она смотрела на меня и ждала, как я отреагирую.
— О! — сказал я.
Она повернулась еще немного, но смотрела не на меня, а на мои ботинки.
— Собака должна быть совершенно черная. Ее нужно убить за минуту до того, как начнешь готовить. И…
Я спросил:
— Так он поэтому кричал на меня?
— Он кричал на отца. — Она избегала моего взгляда, но вдруг, смягчившись, подняла глаза и, видя, что я жду, когда она соизволит мне объяснить все, сказала — Наверное, он кричал из-за многих причин, не только из-за того, что отец не позволил готовить это блюдо в ресторане. Прошлой ночью мы с ним поссорились. Из-за школы и еще всякого…
— Из-за парней? — спросил я.
— Парней? Каких еще парней?
Но я-то видел ее насквозь.
— О, я думаю, кое-кто вьется вокруг тебя. Только они не любят показываться на свет божий.
Насторожившись, она испытующе смотрела на меня.
— Скажите, какой догадливый!
— Нет, вовсе нет. — Я снова схватил тряпку и начал тереть руки. — Так из-за этого он кричал, да? Тебя защищал, что ли?
Казалось, она неожиданно включилась в игру и напряженно решает, какой сделать ход.
— Я понимаю, ты хочешь сказать, что он орал на весь мир. На смерть и на все прочее. Этот рецепт он нашел чисто случайно, по-моему, это случайное совпадение, и блюдо как раз то, что Райнхарт ел там… А теперь он хочет это блюдо приготовить. В ресторане. Собаку.
Она кивнула.
— Понятно, — сказал я, — понятно.
Она ждала, наблюдая за мной. Я сложил тряпку, бросил ее на стол, выключил фонарь, выдернул шнур и стал его сматывать.
Наконец я сказал:
— А от меня чего ты хочешь?
Впервые за вечер она взглянула мне прямо в глаза и не отвела взгляда, собираясь с духом, чтобы объяснить, зачем пришла.