Политическое могущество Римской империи оказало на судьбу арабского полуострова сравнительно мало влияния. После неудачного похода Элия Галла (24 г. до н. э.) римляне уже не делали попыток подчинить себе все западное побережье Аравии; в непосредственной зависимости от Рима осталось только Набатейское царство, прилегавшее к Мертвому морю и Синайскому полуострову; в 106 г. н. э. Траян обратил это царство в римскую провинцию Аравию. Южная граница ее не может быть определена с точностью; в состав Набатейского царства некоторое время входила и область самудийцев, где был город Эгра, в Коране — ал-Хиджр, и где сохранились греческие надписи I и II вв. н. э. Йеменские владетели считались только «друзьями римских императоров».
Главный враг Рима на востоке, Иран, в то время, в эпоху парфянской династии Аршакидов, еще не вмешивался в дела Аравии; но в III в. ослабевших Аршакидов сменила династия Сасанидов, при которых Иран сделался снова великой мировой державой, достойным соперником сначала Старого, потом Нового Рима. Рим упорно продолжал борьбу и нашел себе союзников в отдаленной Абиссинии, куда в том же IV в., когда христианство сделалось господствующей религией в Римской империи, проникли христианские миссионеры. Естественными союзниками персов были все враждебные христианскому Риму религиозные элементы: язычники, в том числе и последние представители античной
философии, евреи, еще продолжавшие в то время ту религиозную пропаганду, о которой упоминает Евангелие (Ев. от Матфея, 23,15), даже христиане-еретики. Около 520 г. власть в Йемене перешла к предводителю Зу Нувасу, принявшему еврейство; последствием был разгром христианского города Неджрана в северной части области; остается спорным вопрос, проникло ли христианство туда из Абиссинии или с севера. Зу Нувас вступил в сношения с вассалами персов в бассейне Евфрата; персы, однако, не смогли своевременно прислать ему помощь против абиссинцев, и последние с помощью византийского флота вторглись в Йемен в качестве мстителей за христианство. Йемен после этого 50 лет оставался под абиссинским игом; за это время византийский император постоянно уговаривал абиссинцев двинуться на север для соединения с византийскими войсками против персов; один раз абиссинский наместник Йемена предпринял поход, но дошел только до Хиджаза; предание об этом походе и о находившемся в абиссинском войске слоне сохранилось в Коране (сура CV); по мусульманской легенде, исторически недостоверной, «год слона» был годом рождения Мухаммеда. Вскоре после 570 г. абиссинцев вытеснил из Йемена персидский флот, присланный царем Хосроем Ануширваном; Йемен после этого оставался персидской провинцией; населенный христианами Неджран был в течение этого времени вольным городом, под властью христианского епископа, и не был подчинен персидскому наместнику. На караванном пути из Неджрана к низовьям Тигра и Евфрата находилась Йемама, где жило племя бену-ханифа; в конце VI и начале VII в. упоминается владетель Йемамы, «поэт и оратор» своего племени, христианин, но союзник персидского царя, вероятно неправославный. Непосредственно подчиненный персам Бахрейн был единственной областью Аравии, где получила распространение государственная религия сасанидской Персии, маздеизм (религия Заратустры, пророка бога Ахура-Мазды).
Второе десятилетие VII в. было временем величайшего торжества персидского оружия; в руки персов временно перешли все азиатские провинции Византии и Египет; персы в 614 г. взяли священный город христиан, Иерусалим, и увезли в свою страну одну из главных христианских святынь, животворящий крест господень; весть об этом была встречена с радостью всеми врагами Византии и христианства. Несмотря, однако, на поражение христианских войск, победа христианства как религии в Аравии и во всей Передней Азии могла казаться несомненной. У христианства не было достойных соперников; еврейская религия все более приобретала тот характер национальной замкнутости, которым она отличается в настоящее время; маздеизм сасанидской эпохи мало походил на высокое учение Заратустры о борьбе света с тьмой, правды с ложью, с обязательством для человека принять участие в этой борьбе, и об Ахура-Мазде как едином боге света и правды. Наравне с Ахура-Маздой давно уже были поставлены прежние национальные иранские божества; со времени Александра Македонского богами сделались и персидские цари. Несмотря на борьбу с Римской империей, иранские боги вошли в круг того же языческого синкретизма (соединение различных верований) как боги народов, объединенных под властью Рима; планеты, известные у нас под именами римских богов, получили от персов имена соответствующих иранских божеств. При Сасанидах маздеизм, сверх того, сделался государственной религией, поставленной под защиту закона, с замкнутым жреческим сословием; вообще религией освящался устарелый сословный строй, против которого неоднократно поднимали восстание народные массы. Не удовлетворяя, по своему грубому многобожию, развитых умов, маздеизм не мог пользоваться также любовью народа. Люди с серьезными религиозными запросами обращались и в Персии, как вообще в языческом мире, к христианству. Стремление примирить христианство с языческой философией создало несколько религиозных систем, известных под общим названием «гностицизм» (от греческого гносис 'познание’); общая черта всех этих систем — принятие Нового завета и враждебное отношение к Ветхому. Самая последовательная форма гностицизма, религия манихеев, привлекла к себе народные массы и в средние века некоторое время имела множество последователей на пространстве от Южной Франции до Китая. Основатель этой религии, Мани, выступил в III в. в принадлежавшем персам Вавилоне и объявил Христа продолжателем не ветхозаветных пророков, но Будды и Заратустры, себя — «печатью пророков» (последним из пророков по времени) и обещанным в Евангелии от Иоанна (гл. 15, 26 и 16,7) «параклетом», т. е. утешителем. Независимо от манихеев в Персии широко распространилось христианство; образовалась персидская национальная церковь с богослужением на родном языке, принявшая несторианскую ересь и потому порвавшая связь с Византией.
В Аравию христианство и христианские идеи проникали как с севера, так и с юга. На границе с византийскими владениями в Сирии было арабское христианское княжество, под властью рода Гассанидов, находившееся в вассальных отношениях к Византии. Двор Гассанидов считался идеалом утонченного образования, как его понимали кочевники; но князья оставались в степи и не переходили к оседлости и городской жизни; даже ближайший к их владениям город, Востра, местопребывание епископа, им не принадлежал. Арабский язык уже в VI в. был признан церковью; о постройке церкви в 512 г. в Зебеде (в Северной Сирии) говорит надпись, составленная на языках греческом, сирийском и арабском. На другой стороне степи, у Евфрата, было другое арабское княжество, под властью дома Лахмидов, в вассальной зависимости от Персии. Лахмиды по сравнению с Гассанидами считались варварами и еще в 40-х годах VI в. совершали человеческие жертвоприношения, по шили в городе Хире и воздвигали постройки в подражание персидским. В конце VI в. и Лахмиды, несмотря на вассальные отношения к Персии, приняли христианство, в начале VII в. династия была устранена и ее владения подчинены персидскому наместнику; но Хира оставалась и при исламе христианским городом. Один из ранних мусульманских историков ссылается на хирские церковные летописи; не сказано, были ли эти летописи написаны по-арабски или по-сирийски.
Христианство распространилось также в северной части Хиджаза, где соперничало с еврейством; христиане были среди племени аус, жившем в Ятрибе, будущей Медине. В арабском языке уже было слово для обозначения христианского монаха (рахиб); свет в одинокой келье отшельника был одним из любимых образов арабской поэзии. Южная часть Хиджаза, где возник ислам, находилась, по-видимому, более под влиянием Йемена, чем под влиянием Сирии. Мекка упоминается во II в. у Птолемея, под названием «Макораба», в кото-ром видят известное нам по надписям йеменское макраб 'храм’. В языке Хиджаза этого слова не было, не вошло оно и в литературный арабский язык; ни у современников, ни у позднейших авторов не встречается также образованное от того же корня слово мукарриб, или мукарраб, 'настоятель храма’. Меккский храм по его внешней форме в просторечии называли Ка'бой, т. е. кубом (так назывались имевшие форму куба игральные кости); для верующих он был «запретной мечетью», т. е. местом поклонения (месджид), и «запретным домом бога». Храм был местом паломничества если не для всех жителей Хиджаза, то для многих племен, и город, в котором он находился, считался запретным для военных предприятий. Жившее в Мекке племя корейшитов благодаря своему храму занимало в беспокойной области исключительное положение, и Коран (сура CVI) велит корейшитам благодарить своего бога, «накормившего их после голода и давшего им безопасность после страха». Бог, почитавшийся в Ка'бе, был богом по преимуществу (Аллах = ал-илах, le dieu); едва ли, однако, до Мухаммеда сознавалось его тожество с богом евреев и христиан. В Ка'бе, как в иерусалимском храме до 621 г. до н. э., стояли идолы; самый большой из них был Хубал, помещавшийся внутри храма над колодцем, в который складывались приношения. Возможно, что Хубал и мусульманский Аллах — одно и то же; Коран нигде не говорит о Хубале и отвергает только существование женских божеств — Лат, Уззы и Манат, которых считали дочерьми Аллаха (Коран, LIII, 19 и сл.). Неясно также, каково было отношение к культу Хубала черного камня, почитание которого сохранил ислам, хотя в Коране о нем ничего не сказано. Существование духов — джиннов — Коран признает, но отвергает их родство с Аллахом; язычники считали их сыновьями и дочерьми Аллаха (Коран, VI, 100). Упоминаются в Хиджазе и некоторые другие святилища. По-видимому, это были, подобно Ка'бе, небольшие постройки; возможно, что идолы иногда помещались под открытым небом, в роще или под скалой; идолами, конечно, служили не статуи в нашем смысле, но каменные глыбы, может быть с грубо вытесанными чертами человеческого лица или человеческой фигуры. При описании разрушения святилища Уззы упоминается жрец (садин); по одному из рассказов о выезде Мухаммеда в Мекку, он объявил корейшитам, что оставляет за ними право жречества (сиданат) в храме и поения паломников; но полное молчание Корана о жрецах и жречестве показывает, что служители храмов не пользовались большим уважением. Мухаммед не считал также нужным бороться с другими служителями языческих богов — «гадателями»-кахинами; самое слово кахин встречается только в двух стихах Корана (LII, 29 и LXIX, 42), где Мухаммед только настаивает на том, что он — не гадатель. Более опасными соперниками Мухаммеда в деле влияния на народ, как показывает 26-я сура (особенно стихи 224 и ел.), были поэты, которых считали боговдохновенными людьми и называли ша'ирами ('знающими’).