[+115] Если справедливо наше мнение, что неясная дата 3 раджаба (13 сентября) у Халифы (с. 86) может относиться не к договору с Уллайсом, а, например, ко времени взятия Айн Тамра или осаде Анбара, то Халид не мог выйти из Хиры раньше 20–25 сентября. От Хиры до Думат ал-Джандал — около 600 км, на преодоление которых нужно около полумесяца, следовательно, в Думат ал-Джандал он оказался в середине октября.
[+116] Ал-Хусайд, по сведениям Йакута [т. 2, с. 280],- вади на правом берегу Евфрата «между Куфой и Сирией». Ал-Ханафис же А. Мусил [Musil, 1927, с. 134, примеч. 70] отождествляет с Эль-Казимайном (ныне северо-западная окраина Багдада), ссылаясь на сведения ат-Табари о походе ал-Мусанны в 634 г. [Таб., I, 2203–2204], однако там определенно говорится, что, двигаясь от Уллайса («другого Уллайса»), он попал сначала в ал-Ханафис, а потом в Анбар, т. е. ал-Ханафис был южнее Анбара на правом берегу Евфрата. Это доказывается и тем, что после разгрома под ал-Хусайдом персидский гарнизон ал-Ханафиса бежал не в сторону центра Ирака, куда путь ему был отрезан, а на запад к таглибитам.
[+117] Ал-Мусаййах, по мнению А. Мусиля [Musil, 1927, с. 311],- Айн Арнаб.
[+118] А. Мусил [Musil, 1927, с. 312] отождествляет этот пункт с Джубейлат-эс-Сни на южном склоне Джебел Бишр.
[+119] Таб., I, 2068–2075.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Итак, через двадцать лет после начала проповеди Мухаммада вся Аравия приняла новую религию, признавая не столько убедительность теологических аргументов, сколько вооруженную силу, созданную первоначальным ядром общины мусульман. Эта сила была невелика, но в условиях Аравии того времени при отсутствии твердой политической власти ее хватило для постепенного расширения сферы влияния, и чем больше эта сфера расширялась, тем легче было преодолевать сопротивление остававшихся. Вскоре основой военной мощи нового политического образования стали отряды бедуинов, так что внешне «го нетрудно принять за одно из тех государств кочевников, каких немало складывалось в раннем средневековье в разных частях Евразии. Существенное различие заключалось в том, что во главе стояли не кочевники, а горожане и земледельцы Мекки и Медины, которые вроде бы и недалеко ушли в своем социальном и культурном развитии от бедуинской массы, но представляли иную систему мышления, более близкую и приемлемую как для оседлых йеменцев, так и для жителей Средиземноморья и Ирана, с которыми им еще предстоит столкнуться.
Начавшее формироваться мусульманское государство Аравии неминуемо должно было бы в конце концов подпасть под культурное влияние более мощного культурного и экономического потенциала Южной Аравии, но военно-политическая ситуация, сложившаяся после ирано-византийской войны, способствовала распространению его на Ближний Восток с постепенным перемещением туда экономического и политического центра Халифата. О том, как это происходило, мы постараемся показать в следующем томе.