Всюду, где Харальд устанавливал свою власть, он вводил такой порядок: он присваивал себе все отчины и заставлял всех бондов платить ему подать, как богатых, так и бедных. Он сажал в каждом фюльке (дисл. fylki) ярла, который должен был поддерживать закон и порядок и собирать взыски и подати. Ярл должен был брать треть налогов и податей на свое содержание и расходы. У каждого ярла были в подчинении четыре херсира или больше и каждый херсир должен был получать двадцать марок на свое содержание. Каждый ярл должен был поставлять конунгу шестьдесят воинов, а каждый херсир — двадцать.[126]
Долгое правление Харальда (ок. 885–930) примерно совпадает с эпохой заселения Исландии. Согласно исландским источникам, прежде всего сагам об исландцах, многие землевладельцы не пожелали уступать притязаниям Харальда и покинули Норвегию. Иные отправились на Шетландские острова, иные на Оркнейские и Гебридские, прочие — в Англию, Шотландию и Ирландию; во всех этих местах к тому времени уже имелись викингские поселения. Некоторые из эмигрантов, оказавшись на Британских островах, организовали серию грабительских набегов на побережье Норвегии, в результате Харальду пришлось (в 890 году) послать через море армию против жителей Шетландских, Оркнейских и Гебридских островов. Эта экспедиция, если она имела место в действительности, спровоцировала новую волну эмиграции, и следующим пунктом для бывших норвежцев стала куда более удаленная Исландия. В позднейших исландских источниках алчность Харальда до земли и отчин всячески подчеркивается; возможно, его роль в «стимуляции» заселения острова несколько преувеличена, однако ясно, что исландцы XIII века видели причину, по которой их предки некогда покинули родные края, именно в усилении в Норвегии королевской власти. Да и в самом деле, самовластные притязания Харальда вполне могли заставить некоторых бросить старую землю и начать все сначала в новой.
Взятие земли и установление порядка
Исландия «нашлась» в середине IX века и немедленно привлекла к себе внимание голодных до земли норвежцев, привычных к немягкому североатлантическому климату. До их появления на острове никто не пытался эксплуатировать природные ресурсы, и поначалу землю можно было приобретать в собственность бесплатно (т. е. попросту брать себе). Фьорды и прибрежные воды кишели рыбой и прочими морскими тварями, знакомыми иммигрантам по Норвегии и другим странам Северной Атлантики, да и земля в первые десятилетия отличалась плодородностью. После того как на протяжении жизни нескольких поколений поселенцы усердно сводили леса и хищнически эксплуатировали пастбища, плодородность острова значительно снизилась.[127] Если на континенте, в Европе, выпас скота приводил к возникновению нового элемента ландшафта — обширных лугов, в Исландии скотоводство, по сути дела, уничтожило исходную экосистему.[128]
Самые первые первопоселенцы, главы родов, те, кто приехал раньше всех — на собственных кораблях, с семьями, домочадцами и рабами, — брали себе много земли, порой целые фьорды. Так, например, Хельги Тощий (дисл. Helgi inn magri) объявил своей собственностью весь Островной фьорд, что на севере Исландии. Несколько лет спустя, однако, между первопроходцами и теми, кто приехал попозже (в частности, теми, кто купил себе проезд на чужих кораблях), начались споры. Согласно «Книге Хаука», одной из основных версий «Книги о взятии земли», прибывшие позднее обвинили первопроходцев в том, что те взяли себе слишком много земли, и попросили конунга Харальда вмешаться. Внял он просьбам переселенцев или нет, неизвестно, но «Книга» сообщает, что в результате стороны кончили дело миром. «Харальд конунг убедил их сойтись на следующем: никому не должно брать себе в собственность земли больше, чем он да его корабельщики могут обойти с огнем за один день. Люди должны зажечь костер, когда солнце на востоке. Затем им полагается зажигать другие костры, дымные, так чтобы от одного был виден другой, а те костры, что они зажгли, должны гореть до ночи, и так им полагается продолжать, пока солнце не окажется на западе, и зажигать один костер за другим».[129] Женщина тоже могла взять себе землю, но в этом случае полагалось поступать иначе — она имела право забрать столько земли, сколько сможет обойти от рассвета до заката в весенний день, ведя за собой хорошо откормленную телку-двухлетку.[130] Получался участок весьма внушительных размеров, хотя, конечно, меньший, чем мог взять себе мужчина.