Немного погодя Скьяльддис заговорила опять:
— Мне нужно выйти.
И вот она устремляется к дверям, проворно и без опаски. Торстейн освобождает ей дорогу. А когда Скьяльддис подходит к наружной двери, она спотыкается и падает на мертвое тело своей матери. Она онемела от потрясения. Затем она выбежала вон из покоев. Тут как раз подоспел Торстейн и мечом Дань Скьяльдвёр[139] отрубил ей руку. Тогда она попыталась было воротиться в покои, но Торстейн загородил ей проход. В руке у нее был короткий меч. Они сражались некоторое время, и дело закончилось тем, что Скьяльддис упала мертвой.
Тут выходит Ярнскьёльд. В руке у него был обнаженный меч, который сиял так ярко и был таким острым, что Торстейн решил, что ему никогда прежде не доводилось видать ничего подобного. Он тотчас же нападает на Торстейна. Тот увернулся от удара, но все же был ранен в бедро. Меч вонзился в землю по самую рукоять. Ярнскьёльд наклонился за ним, но в этот момент Торстейн проворно и со всего размаху нанес ему удар мечом Дань Скьяльдвёр. Удар пришелся прямиком в плечо и отхватил руку и ступню. Ярнскьёльд упал. Торстейн нанес ему вслед за тем еще несколько могучих ударов и снес ему голову.
После этого Торстейн заходит в покои. Но только он ступил внутрь, как был схвачен и брошен оземь прежде, чем успел сообразить, что происходит. Торстейн видит тут, что это явилась старуха Скьяльдвёр[140], и на этот раз иметь с ней дело было еще труднее, чем раньше[141]. Она склонилась над Торстейном, собираясь перегрызть ему глотку. И вот Торстейну приходит на ум, что, должно быть, всемогущ тот, кто сотворил небо и землю. А еще ему доводилось слыхать немало рассказов — и притом заслуживающих доверия — об Олаве конунге и той вере, что тот проповедовал, и тогда он от чистого сердца и в здравом рассудке обещает принять эту веру и, покуда жив, служить Олаву со всем возможным усердием, если только ему удастся уйти оттуда целым и невредимым[142]. И как раз когда она собралась было вонзить зубы Торстейну в горло, а тот принес свой обет, в покои проникает ужасно яркий луч и направляется прямиком старухе в глаза. От одного его вида ей сделалось так скверно, что из нее вышла вся ее сила и мощь[143]. Принялась она тут зевать, гадко разевая пасть, а потом из нее начала извергаться рвота прямо Торстейну в лицо, так что тот едва не умер от мерзости и зловония, которые от нее исходили. Люди думают, что, должно быть, некая толика этого проникла тогда Торстейну в грудь, и по этой причине, как им казалось, он с тех пор иногда менял свое обличье[144]. Но то ли это было из-за рвотины Скьяльдвёр, то ли оттого, что его вынесли в детстве.
И вот лежат они оба между жизнью и смертью и ни один из них не в силах подняться.
Теперь надо рассказать о том, что Стюркар остается в укрытии для путников и кажется ему, что Торстейн замешкался. И вот он бросается на лавку и лежит, а спустя некоторое время туда вбегают двое мальчуганов, оба весьма свирепые с виду. У каждого в руках было по короткому мечу, и они сразу же набрасываются на Стюркара, но тот выхватывает столб из сиденья и принимается дубасить их, покуда не убивает обоих.
После этого он выходит из дома, догадываясь, что могло задержать Торстейна, и идет, пока не приходит к палатам. И вот он видит следы сражения — лежащих там двоих мертвых троллей, однако Торстейна нигде не видно. Тогда он начинает опасаться, уж не попал ли тот в беду, и приносит обет создателю земли и небес принять ту веру, которую проповедовал Олав конунг, если только отыщет нынче же ночью своего товарища Торстейна живым и невредимым. Затем он заходит в палаты и доходит до того места, где лежали Скьяльдвёр и Торстейн. Он спрашивает у Торстейна, способен ли тот говорить. Тот отвечает, что, мол, этому ничто не препятствует, и просит его о помощи. Тогда Стюркар берется за Скьяльдвёр и стаскивает ее с Торстейна. Тот тотчас же поднимается на ноги. Он сильно одеревенел ото всего этого — и от борьбы с великанами, и от объятий Скьяльдвёр. Потом они сломали старухе Скьяльдвёр шею[145], и это показалось им весьма нелегким делом, поскольку шея у нее была уж больно толстая. Затем Торстейн поведал Стюркару обо всем, что с ним произошло.
Стюркар ответил:
— Ты большой храбрец, и сдается мне, молва об этих твоих подвигах будет идти, пока люди населяют Северные Страны.
Потом они стащили всех троллей в одно место, разожгли костер и спалили их дотла. Затем они обыскали палаты и не нашли там ничего ценного. После этого они отправились в путь и возвратились домой в Гимсар. И вот слух об этих событиях разнесся повсюду, и все сочли это большим подвигом.
вернуться
...мечом Дань Скьялъдвёр... — Речь идет о мече, которым Торстейн убил великаншу Скьяльдвёр. Забранный этим героем из логова троллей меч упоминается и в другом месте (см. последнюю главу «Пряди о Сёрли» и примеч. 38 к той же пряди).
вернуться
...только он ступил внутрь, как был схвачен и брошен оземь прежде, чем успел сообразить, что происходит. Торстейн видит тут, что это явилась старуха Скьялъдвёр... — Этот рассказ отчасти текстуально совпадает с сообщением о приходе Асбьёрна в пещеру великана Бруси («Прядь об Орме сыне Сторольва», гл. 7). Ср.: «...он заходит внутрь... Не успел Асбьёрн опомниться, как был схвачен и поднят в воздух, а затем брошен оземь с такой силой, что не сразу пришел в себя от удивления. Догадывается он тут, что это не кто иной, как великан Бруси...»
вернуться
...на этот раз иметь с ней дело было еще труднее, чем раньше. — Убитая Торстейном троллиха становится, таким образом, «живым мертвецом» (drangt) — так называли тех мертвых, кому не лежится в могиле, так что они наведываются к людям и творят всякие бесчинства. Верили, что «живые мертвецы» обладают куда большей силой, чем была у них до смерти, причем эта сила могла прибывать. Ср. рассказ о Гламе в «Саге о Греттире» (гл. 32): «...у Глама снова стала прибывать сила. Сделался он теперь так могуч, что все бежали прочь с Торхаллева Двора» (ИС I, 647).
вернуться
...склонилась над Торстейном, собираясь перегрызть ему глотку (...) обещает принять эту веру (...) если только ему удастся уйти оттуда целым и невредимым. — Ср. аналогичный комплекс мотивов в «Пряди об Орме сыне Сторольва» (гл. 9), где Орм борется с женским чудовищем — кошкой, матерью великана Бруси, которая пытается укусить его в лицо, и, понимая, что ему несдобровать, взывает к Богу и апостолу Петру, обещая, что в случае победы совершит паломничество в Рим. Принесение героем в сходных обстоятельствах обета Богу, конунгу Олаву Трюггвасону или святому — мотив, встречающийся во многих историях (см., например, «Прядь об Эгмунде Битом и Гуннаре Пополам», где Гуннар дает обещание вновь вернуться к истинной вере и помириться с Олавом конунгом, если ему удастся одолеть в единоборстве дьявола Фрейра). К помощи Господа и конунга Олава взывает и герой «Саги о Халльфреде» (гл. 7), причем в сцене, примыкающей к той, которая содержит другие параллели к нашему рассказу (см. примеч. 49).
вернуться
...яркий луч (...) От одного его вида ей сделалось так скверно, что из нее вышла вся ее сила и мощь. — Этот же мотив встречается в исландской сказке «Золотые Брови и Скегги из Лощины» («Gullbrá og Skeggi í Hvammi»), где после принесения героем обета появляется луч, который направляется прямо в глаза женского «живого мертвеца», превращая это чудовище в камень (см.: Binns A.L. Op. cit. Р. 55; см. текст этой сказки на интернет-ресурсе: http://www.dalabyggd.is/thjonusta-og-starfsemi/ byggdasafn/thjodsogur/gullbra-og-skeggi/). Появление в этой сцене яркого луча, лишающего троллиху всей ее силы, дало основание для проведения параллелей между «Прядью о Торстейне» и сценой в «Беовульфе», в которой герой англосаксонской поэмы также убивает женское чудовище — мать Гренделя (ср. стих 1570 и след.: «меч изнутри / озарился светом, / так ранним утром / горит на тверди / свеча небесная». Пер. В.Г. Тихомирова). По мнению Р. Чемберса (Chambers R.W. Beowulf: An Introduction to the Study of the Poem. Cambridge, 1959. P. 467), в этих не вполне ясных строках «Беовульфа» может содержаться намек на тот же архетипический мотив ниспосланной свыше божественной помощи (луч), который сохранился в рассказе о Торстейне и, очевидно, был частью исходного скандинавского сюжета о сражении героя с чудовищами, как принято считать многими исследователями, нашедшего воплощение в «Саге о Греттире», «Пряди об Орме сыне Сторольва» и ряде других средневековых и фольклорных исландских текстов. Указывалось, однако, на сомнительность принадлежности христианского мотива божественного света к гипотетическому скандинавскому прототипу сказания о Беовульфе, поскольку последний должен был появиться в языческую эпоху (Binns A.L. Op. cit. P. 59).
вернуться
.. .иногда менял свое обличье. — Герои-оборотни не редкость в древнеисландской литературе. Самый известный пример — дед скальда Эгиля, Квельдульв, о котором рассказывается, что «каждый раз, когда вечерело, он начинал избегать людей, так что лишь немногим удавалось завести с ним беседу. К вечеру он делался сонливым. Поговаривали, что он оборотень, и прозвали его Квельдульвом (Вечерним Волком)» («Сага об Эгиле», гл. 1: ИС I, 23; см. также этот мотив в «Пряди об Орме сыне Сторольва» и примеч. 10 и 18 к этому рассказу).
вернуться
...сломали старухе Скьялъдвёр шею. — Так же поступает с чудовищной кошкой герой «Пряди об Орме» (этот мотив известен и из ряда саг). Очевидно, Торстейн и Стюркар сломали троллихе шею, чтобы впредь предотвратить ее возможное вредоносное «хождение». С этой же целью герои обеих историй сжигают затем всех убитых ими великанов.