— Ладно, пусть будет так, как хочет отец, но к тебе у меня есть одна просьба.
Жених дал слово исполнить все, что она пожелает, и она попросила, чтобы он никогда не брал к ним работников на зиму без ее ведома. Он тут же согласился.
В назначенный срок сыграли свадьбу, и хозяйская дочка благополучно переехала в усадьбу мужа. Молодые хорошо ладили друг с другом. Жена отличалась трудолюбием, только была очень молчаливая, и никто никогда не видел, чтобы она смеялась. Муж был человек добрый и всякому готов был оказать услугу.
Так минуло три года, пошел четвертый. Как-то раз работал крестьянин у себя на дворе и вдруг видит — идет человек приятной наружности и с ним мальчик лет трех или четырех. Пришелец поздоровался, хозяин ответил и спросил, как его зовут. Оказалось, прозвище у пришельца Горемыка и он ищет работу, чтобы прокормить себя и сына.
— Возьмите нас с мальчонкой к себе на зиму, — попросил он. — Я слыхал, что вы с женой добрые люди.
Крестьянин обещал взять, если жена не будет против. Пошел он к жене и рассказал, что какой-то бедный человек с маленьким мальчиком просит взять его на зиму.
— Если ты не против, я бы взял их, — сказал он.
— А ты забыл слово, которое дал мне, когда я выходила за тебя замуж? — спросила жена.
Хозяин помнил о своем слове.
— Поэтому я и сказал ему, что прежде поговорю с тобой. Но мне бы очень хотелось, чтобы ты разрешила взять на зиму этого человека. Ведь у него ребенок.
Жена ответила:
— Что ж, бери, хотя мне это не по душе. Да, видно, от судьбы все равно не уйдешь.
Хозяин вернулся к пришельцу и сказал, что оставляет его с мальчиком на всю зиму, а для жилья он выделил им отдельную пристройку.
Пришелец был человек молчаливый и кроткий. К хозяйке он никогда не обращался и даже не здоровался с нею. Но она следила, чтобы они с мальчиком всегда были сыты и не терпели ни в чем никакой нужды. На прощеное воскресенье собрались хозяин с хозяйкой в церковь. Перед отъездом хозяин спросил жену, у всех ли на хуторе она попросила прощения, может статься, она когда-нибудь кого-нибудь и обидела. Жена ответила, что попросила.
— И у нашего нового работника?
— Нет, — ответила она, — его я не обижала.
Хозяин сказал:
— Не нравится мне это. Мы не поедем в церковь, пока ты не попросишь у него прощения.
— Зря ты меня к этому принуждаешь, смотри, как бы тебе потом не раскаяться, — сказала она и пошла к пристройке, где жил работник со своим сынишкой.
Ждал-ждал хозяин жену, не дождался и пошел посмотреть, почему ее так долго нет. Заходит он в дом и видит, что его жена и работник, оба мертвые, лежат в объятиях друг друга, а над ними плачет мальчик. Хозяин чуть ума не лишился от горя, когда понял, что сам виноват в их смерти. Однако он взял себя в руки, кликнул людей, велел им унести покойников и похоронить их честь честью. А мальчика утешил, как мог, и оставил его у себя за сына. Когда мальчик вырос, он стал уважаемым человеком, женился и у него было много детей.
Говорят, будто хозяйка в последнюю зиму открыла своей служанке, что человек, пришедший к ним, — аульв и она зналась с ним, когда работала у отца на летнем пастбище, а мальчик — это их сын. Она сказала, что раз уж им не суждено было пожениться, то и жить рядом не следовало, ведь сердца их пылали любовью. Поэтому они не смели друг с другом даже словом перемолвиться.
Но все это служанка рассказала хозяину, когда его жены уже не было в живых. И с тех пор никто никогда не видел его веселым.
(перевод Любови Горлиной)
Греттир, служанка и аульв
(Grettir, griðkonan og huldumaðurinn)
На одном исландском хуторе был такой обычай: всегда, если кто-нибудь из работниц провинился, её твёрдой рукой выставляли из комнаты в сочельник и заставляли ночевать на постели в дверях хутора. Каждый, кто был приговорён к таком ночлегу, в рождественскую ночь исчезал, и люди думали, что дело тут нечисто. И так неизменно повторялось каждое рождество.
Как-то летом случилось так, что служанки доили овец в доильне. Вдруг там появился какой-то человек, высокого роста и весьма сильный на вид; он попросил одну доярку овечьего молока и сказал, что очень хочет пить. Она спросила, как его зовут, а он назвался Греттиром Аусмюндссоном. Она сказала, что не смеет дать ему молока, поскольку её ждёт суровое наказание от своей хозяйки, если она увидит, что молока меньше, чем обычно.
Пришелец сказал, что станет её хранителем, когда она будет крайне нуждаться в помощи, если она не откажет ему в питье. Тогда она вняла его просьбе и протянула ему ведро, а он осушил его до дна. Затем он исчез. Когда же служанка пришла домой, хозяйка очень сильно упрекала её за потерю молока, когда она рассказала о случившемся, и с тех пор относилась к ней как к изгою, а перед рождественским вечером выставила её за дверь.
Недолго пробыла там служанка, как пришёл туда аульв и попросил её стать его женой, но она отказалась. Затем он ненадолго исчез, но вскоре дважды возвращался к ней, спрашивая её о браке, и сказал, что предаст её смерти, если она откажет. И он уже собирался убить её, но тут пришёл Греттир, и аульв сразу исчез, а Греттир улёгся девушке на колени и ночью спал там, и она не заметила никаких существ.
(перевод Тимофея Ермолаева)
Аульва Ульвхильдур
(Úlfhildur álfkona)
Жил когда-то один крестьянин, хутор его находился на северном берегу озера Миватн. А озеро это такое большое, что самой короткой дорогой вокруг него — тридцать шесть километров. Дело было в начале сенокоса, все обитатели хутора сушили на лугу сено. В это самое время на хуторе появилась незнакомая женщина, отыскала хозяина и попросилась переночевать. Он спросил, как ее зовут.
— Ульвхильдур, — сказала она.
— А откуда ты родом? — спросил хозяин, но на этот вопрос она не ответила.
Вечером Ульвхильдур стала грести сено вместе с другими женщинами и работала очень проворно. Наутро она снова собралась было грести сено, но хозяин не разрешил и дал понять, что ей пора восвояси. Ульвхильдур расплакалась, хозяин пожалел ее и разрешил остаться еще на день. На другое утро он снова напомнил ей, что пора уходить, но она опять расплакалась, и он опять пожалел ее и оставил на целую неделю. Вот проходит эта неделя, и хозяин говорит Ульвхильдур, что не может дольше держать ее у себя. Она снова в слезы и плакала до тех пор, пока ей не разрешили остаться на хуторе. Ульвхильдур была рада-радехонька, да и все обитатели хутора тоже: очень она пришлась им по душе, потому что не было женщины более работящей, чистоплотной и добропорядочной.
Зимой, перед рождеством, хозяйка дала Ульвхильдур кусок кожи, чтобы она сшила башмаки для себя и еще для двоих работников. Ульвхильдур работникам сшила башмаки, а себе — нет. На рождество все уехали в церковь, одна Ульвхильдур осталась дома, потому что у нее не было новых башмаков.
Минул год, и про то, как они жили до следующего рождества, ничего не говорится. Только перед рождеством хозяйка снова дала Ульвхильдур кусок кожи, чтобы она сшила башмаки, и Ульвхильдур снова работникам сшила, а себе — нет.
На рождество все уехали в церковь, дома остались только Ульвхильдур да еще работник, который смотрел за овцами. Ночью работнику почудилось, будто Ульвхильдур куда-то отлучалась, ему стало любопытно, и он решил в следующий раз непременно узнать, куда это она ходит.
Кончились праздники, промелькнула зима. На хуторе все привязались к Ульвхильдур, просто души в ней не чаяли. И вот подошло третье рождество. Хозяйка снова дала Ульвхильдур кожи для башмаков, и та снова работникам сшила башмаки, а себе — нет, хотя хозяйка предупредила ее, что хочет она или не хочет, а в церковь ей поехать придется — пастор уже упрекал их, что она не посещает службу. Однако Ульвхильдур ничего не сказала на это.
Перед праздником все легли спать пораньше, не спал только тот самый работник. И вот он видит, как Ульвхильдур тихонько, чтобы никого не разбудить, встает и выходит из дому. Он — за ней. Она подошла к озеру, спустилась к воде, пополоскала рукавицы, и тут же через озеро перекинулся мост. Ульвхильдур взошла на мост, а работник — за ней, Перешла Ульвхильдур через озеро, опять пополоскала рукавицы, и мост исчез, а она пошла дальше. Несмотря на густой туман, работник не отставал от нее ни на шаг, ему казалось, что теперь они идут под землей. Долго ничего не было видно, но мало-помалу посветлело.