Исмаил разозлился, швырнул в угол комнаты учебник и тетради, которые достал было для уроков. Потом взял свои свинцовые биты и пошел на улицу. В разгар игры он услышал треск мотора «Веспы». Старьевщик привязал вещи к багажнику и увез их. Дым мотоцикла наполнил всю улицу. Исмаил сплющил зубами одну из бит и швырнул ее в арык, а когда Махбуб нагнулся, чтобы достать ее, пнул его под зад ногой. Тот головой ткнулся в ил арыка. Потом встал и, тряся над головой черными от ила ручонками, заплакал:
— Зачем дерешься, осел молодой, сволочь, все мамане расскажу!
Исмаил кинулся к нему:
— Сам ты сволочь, паразит!
Но Махбуб удрал, крича:
— Сволочь, зачем дерешься?
Исмаил не стал его догонять. Но все повторял:
— Сволочь. Сволочь.
Ни школа, ни уроки его не интересовали. Иногда он выходил из дома, но вместо школы болтался по улицам. Если были деньги, брал билет на автобус и ехал в городской парк и там слонялся. Когда увидел, что на деревьях парка полно воробьев, скворцов, а голуби-сизари спокойно клюют на земле зернышки, он смастерил лук, рогатку и начал охоту. Это заметили сторожа, отняли лук и рогатку и накрутили уши. Сказали, если еще раз поймают за этим, он будет иметь дело с полицией. Это его напугало, и больше он с птицами дела не имел.
В северном конце парка, по ту сторону дороги, на дверях зурхане — спортклуба — висела большая чеканка цвета меди, изображавшая Рустама, который поднял и держал над головой Сохраба. Исмаил часто стоял за решеткой парка и заворожено смотрел на эту чеканку. Рогатый шлем Рустама, его раздвоенную длинную бороду и молодого Сохраба, горизонтально удерживаемого Рустамом, — все это он мог разглядывать долго. Ему казалось, что в конце концов Рустам устанет и бросит Сохраба на дорогу перед дверями зурхане. И однажды, когда он в очередной раз ожидал этого, вдруг его шею сзади обожгло. Он обернулся. Это была мать, которая замахивалась для новой затрещины. Но он не дался, рванул прочь и, пробежав между клумбами, скрылся за деревьями. Он слышал, как мать кричала: «А ну, стой! Куда бежишь? Безотцовщина и беспризорщина, вместо школы по улицам шляться?!..»
Обогнув большой пруд, он углубился в восточную часть парка, примыкавшую к судмедэкспертизе и моргу. Здесь выдавали покойников родственникам. По обеим сторонам дороги здесь было много санитарных машин и людей в черном. Он спрятался в самшитовых зарослях, и скоро увидел мать, которая шла, кутаясь в платок и глядя то в одну сторону, то в другую. Здесь же стояла женщина, которая все повторяла: «Мамочка, мамочка милая», — и ревела. И он пробормотал сам себе: «Мамочка милая», — и не смог оторвать глаз от усталой растерянной матери, которая искала его. Сердце защемило. Теперь ему страшно не было. Он вылез из зарослей самшита и пошел к ней.
— Я тут, мама!
Мать повернулась и увидела его. Она не сердилась. Не ругалась. Не проклинала его. Она выглядела усталой. Несколько мгновений они смотрели друг на друга, потом он побежал и ткнулся лицом в ее платок. Платок пах любимым запахом. Они сели на скамейку, вдвоем, он положил голову на материнские колени. Он устал, а сейчас сразу стало спокойно и захотелось спать. Мать, как обычно, наставляла, умоляла и уговаривала его. Говорила, чтобы он учился и не шел по плохой дорожке. В таких местах детей воруют, потом к наркотикам приучают. Тысяча бед на голову падет. Он должен учиться и делать уроки. Школу не пропускать…
Он молчал. Только слушал. Смысла некоторых слов не понимал. Он хотел бы, чтобы они вместе гуляли по парку, он лазал по деревьям, сбивал камнями ворон и гонялся за кошками, ловил сизарей и приносил их домой. И все, что говорила мама, он будет делать, за исключением учебы.
Глава 2
Школу он продолжал прогуливать. Да ведь и ясно всем было, что прилежного ученика из него не выйдет. Мать нервничала, умоляла, проклинала его, избивала, хватала его за руку и лично притаскивала в школу. Но школа была не для него. По утрам он выходил из дома и отправлялся бродить по улицам — от витрины одного магазина к витрине другого, с этой улицы на следующую — слонялся без цели, пока не наступал вечер. Тогда он возвращался домой. Еле-еле он перешел в пятый класс: директор школы благодаря своему милосердию не исключил его.