«Алибаббительно, мой дохлый Врульсон, ведь я видел кино». Понятно, что он штраф, ведь сам-то я только прочел комикс.
В тот вечер у нас был неожиленный кость, Инспектр Бэзил, которого я услал по живососисному мундиру.
«Ах, Инспектр Бэзил, мон шер ами, — сказал Хламе, мгновенно обгладывая его. — Что привлекло вас в наше скоромное, шикарное заваляние?»
«Я пришел от имени тысяч», — сказал Инспектр, тихо усаживаясь на своего хорька.
«Думаю, что я знаю, почему вы здесь, Инстектр, — заметил Хламе, уставившись на его ногу. — Это касается Джека-Замочителя, не так ли?» Инспектр улыбнулся улыбкою.
«Как вы догорелись?» — задохнулся я, весь в сметане.
«Алекгиннесно, дерьмовый Врульсон, — грязь на левой ягодице Инспектра, и кроме того, в его ширинке не хватает пигалицы».
Инспектр выглядел сконфеченным и мерно вертелся из страны в страну. «Вы не переставляете уживлять меня, мистер Хламе».
«Может быть, выпьем, генитальмены, — предловил я, — прежде, чем, плечом к плечу, наводиться на это тело? — Оба соглазно икнули, и я направился к буллету со свитками. — Что вы предпочитаете, Испектр, — „Дурдом-83“, или же…?»
«Я бы, пожалуй, пожалуй, пожалуй бы я», — сказал Инспектр, великий дурман. Выпив и съев шесть-семь-двичей, Хламе подъялся и принялся хамить взад и вперед, вперед и взад, раскачивая.
«Почему вы хамите взад и вперед, вперед и взад, раскачивая, договорный Хламе?» — поинтерестремился я.
«Цыц, я думаю вслух, дальнейший Врульсон». Я взглянул на Инспектра и убедился, что тот ничего не слышит.
«Угадайте, кто сбежал из трюмы, мистер Хламе?» — неоживленно спросил Инспектр. Хламе взглотнул на меня с лающим вином.
«Эрик Морли? — выдавил я, но они покачали голубцами. — Оксо Уитни? — опоросел я, но оба вновь кончали коробами. — Райго Харгрейвз?» — простонал я.
«Нет, драповый Врульсон, ОКСО УИТНИ!» — заорал Хламе, подскакивая на ноги. Я посмотрел на него, все более и долее восхлестаясь сим великим челобреком.
В то же самое время по плохоосвещенной гаром улице в районе Челюсти продирался заматенный в томное человек с ужасным окружием в руках, стреляющийся отместить уличным жильчинам, наградившим его ужасным Венериным Башмачком (называемом также Валентинною Заразою). «Я распарю им чрево за чревом», — шелестел он сквозь зубры. Крадясь в поисках наследной жратвы, он в ту глухую туманную дочь наполивал то черную тенмь, то негру. Мысленно он переносился в дедство, вспомиралось то одно, то драное, то масть, то овец, и как его били за то, что он съел свою сестру. «Я чокнутый, — пробородал он, наблюдая за словарным припасом. — Мне бы луча дома сидеть в такую ножь, как эта». Он сверкнул под мрачную дарку и завидал впереди свет.
Мэри Аткинс огорашивалась у зрякала, игриво покривляя рукою свой обширный блондинистый волос. На ней было платье в обстяжку с глубоким вылезом, открывавшим три или четыре новых прыща, тщательно выдавленных на грани. Дела последнее время шли все туже, как уж тут быть с уравнем жризни. Она быстро подавила свой грыжовник и отбыла тверь. «Не удавительно, что дела идут так охово, — заметила она, углядев собственный горб в зрякале в прихожей. — Да и прыщи мои все видней». Бестечно напевая, она высклизнула на улицу и поймала кэб прямо до самой счастливой своей горботы. «Этот Сиднис — всего лишь жаркий потаскун, жирующий за мой счет, — подумала она. — Он бьет по клуше тень за днем, а я зная, надвивайся, как папа Карла, — и ведь какой папа-то у Карла!» Она вышла, как обручно, у «Бзик-кафе» и заняла привычную полицию. «Никто меня и не увидит в таком тумане», — проторчала она, включая свои огни. Откуда ни возьмись, мимо прохиндил паршивый полюцейский. «Паршивый полицейский! — крикнула она, но на счастье, тот оказался глух. — Паршивый глухой полюцейский, — крякнула она, — почему ты не делаешь свое тело?»
Она и не догадливалась, что зловещий Джек-Затошнитель находится всего лишь в нескользких перебродах от нее. «Я надеюсь, проклятый Джек-Затошнитель не находится всего лишь в нескольких перебродах от меня, — сказала она. — Ведь у него не все дома».
«Почем леди?» — зацепил ее голос из открытых дверей кафе. На счастье его обладателя, было время сезонной распродаже, так что они быстро пришли к согласию. «Жандармен высшего класса», — подумала она, когда вместе зашагали по знаменитой нынче улице Коли-Что-Вам-Свинью.
«Хорошей бабенкою она была, мистер Хламе, сэр», — сказал Сиднис Аспинолл.