Хотя, казалось бы, ничего общего между рано определившимися литературными симпатиями Жозе-Мариа де Эредиа и романтически-страстной, гражданской поэзией его родственника, одного из основоположников кубинской национальной поэзии, не должно было быть, тем не менее не только в ранних стихах Ж.-М. де Эредиа, написанных на Кубе, но даже в «Трофеях» заметно влияние кубинского поэта[463]. Причем выражается оно не только в тематике, ярких, живописных, восторженных описаниях латиноамериканской природы[464] (соответственно, и в словаре), но также и в той приподнятой, героической интонации, которая иногда придает стихам французского поэта столь несвойственное «Парнасу» звучание. Видимо, объясняется это как его кубинским происхождением, так и воздействием творчества Х.М. Эредиа.
В 1876 году поэт взялся за перевод капитального труда Берналя Диаса дель Кастильо (1492–1581?)[465]. Когда эта работа была завершена, французская литература, по единодушному мнению, обогатилась произведением, написанным редким по красоте, лексическому богатству и разнообразию оттенков языком. Что же касается качества перевода, то те неточности, которые допустил Эредиа, порой обнаруживают в переводчике, наряду с блестящим знанием, собственно говоря, родного языка, уже некоторую по отношению к нему отстраненность[466].
Перу Ж.-М. де Эредиа принадлежит также перевод испанской книги XVII в. «Vida у sucesos de la Monja Alferes doña Catalina de Araujo (Erauso), doncella natural de San Sebastian, escrita por ella misma» (Madrid, 1625)[467] и рассказа Фернан Кабальеро (1796–1877) «Juan Soldado»[468].
Особое место в творчестве Эредиа занимает его проза, написанная либо непосредственно по испанским и латиноамериканским впечатлениям, либо в связи с событиями, имеющими отношение к испаноязычным странам. В 1885 году, во время своего путешествия по Испании[469], он посылал корреспонденции в «Journal des Débats», посвященные в основном современной испанской жизни и испанским обычаям[470].
В 1901 году Ж.-М. де Эредиа принимает предложение сотрудничать в аргентинском журнале «El País». Из шести писем, посвященных в основном событиям во Франции, наибольший интерес для нас представляет первое письмо, в котором он с большой симпатией пишет о современных аргентинских писателях и с теплотой вспоминает о годах детства, проведенных на Кубе. Впрочем, те подробности, которые он приводит, не всегда, видимо, были впечатлениями в полном смысле этого слова. Кое-что, по всей вероятности, было стерто временем и восполнено чтением. В частности, это относится к чересчур традиционным названиям растений и птиц: олеандры, лимонные и апельсиновые деревья, колибри и т. д. При этом географические названия он иногда путает. Место горной гряды Сьерра Маэстра занимает находящаяся на территории Мексики Сьерра Мадре. Характерно, однако, что они имеют одинаковое смысловое — латиноамериканское — звучание[471].
Этот интерес к испанской и латиноамериканской истории, природе и культуре не мог не отразиться и в «Трофеях». В этой столь французской книге «в качестве первой ипостаси, — как справедливо отмечает И.С. Поступальский, — существуют еще и латиноамериканский и даже испанский поэт, для выражения своих настроений и своей особой тематики прибегающий к изумительно им усвоенной французской речи»[472]. Упоминание родины поэта появляется на всем протяжении «Трофеев» только один раз, и то лишь ассоциативно, навеянное родным запахом далеких растений в терцетах сонета «Brise Marine»:
Одним из центральных мотивов сборника является героика открытия Америки испанцами. Знаменательно при этом, что подлинными героями являются мореплаватели и землепроходцы: предок поэта, основатель города Cartagena de Indias, Педро де Эредиа, Хуан Понсе де Леон, Эрнандо Сото, Бартоломео де Эстрада[474]. Интерес Ж.-М. де Эредиа к этой теме был несомненен. В его личной библиотеке находилось 185 книг, относящихся к истории и культуре Америки, в том числе и испанские[475].
Глубокие познания Эредиа в испанской культуре[476] нашли отражение в цикле «Romancero», который включает «Le Serment de mains», «La Revanche de Diego Lainez», «Le Triomphe du Cid». Появление «испанских стихов» (выражение самого Ж.-М. де Эредиа) в составе сборника не было случайностью. На протяжении трех десятилетий, отделяющих выход в свет «Трофеев» от первых литературных опытов, поэт неоднократно обращался к испанским романсам. В 1860 году Эредиа привез с собой в Париж рукопись романса «Le Défi», имевшего подзаголовок «Imité du Romancero espagnol», написанного в том же 1860 году. Однако текст его не был опубликован и до сих нор не обнаружен. Неопубликованным остался и сонет, озаглавленный «Romancero», предназначавшийся для «Трофеев». Известно четыре редакции этого сонета, первый набросок которого был сделан на Кубе в том же 1860 году. Впрочем, тогда это был не сонет, а стихотворение, состоящее из 32 строк[477]. В период между 1861 и 1871 годами им был также осуществлен прозаический перевод 10 романсов о Сиде, скорее всего по изданию «Romancero del Cid» (Francoforto, 1828), которое отмечено в каталоге распродажи библиотеки Ж.-М. де Эредиа. (Кроме этой книги в его библиотеке был также экземпляр «Romancero general», изданного Л. Дураном.) Этот перевод является большой переводческой удачей Эредиа, в немалой степени обусловленной его двуязычием. В качестве примера можно привести поиск наиболее точного лексического эквивалента для слова «barraganes». «Non los fuertes barraganes del vueso ardid tan feroz» Эредиа переводит как «Non, les braves garcons(riband bragnards) d’une intrépodité aussi farouche». С. Зертик, специально занимавшийся испанской тематикой в творчестве Эредиа, утверждает, что ни один из двуязычных словарей, которыми мог пользоваться поэт, не помог бы ему в этом выборе. Кроме того, два последних синонима показывают, что Эредиа прекрасно ориентировался в том слое лексики (как испанского, так и французского языка), в котором он, в соответствии с подлинной стихией «Романсеро», производил отбор.
463
В этом смысле удивительным образом «сходятся» первое оригинальное стихотворение Ж.-М. де Эредиа «A la fontaine de la India», непосредственно примыкающее к циклу его переводов, и последнее опубликованное стихотворение «La mort du taureau» (1903). С. Зертик проводит убедительную параллель между стихотворением Хосе Мариа Эредиа «Muerte de Того» и одноименным произведением французского поэта (ор. cit., р. 192–193).
464
Подробнее об этом см.: Goldgar М. И. Three Spanich Sonnets of José-Maria de Hérédia. — Comparative Literature, Eugéne, Oregon, 1963. T. XV, № 1. P. 23–32.
465
Véridique histoire de la conquéte do la Nouvelle Espagne, par le capitaine Bernal Díaz del Castillo l’un des conquérants avec une introduction et les notes par José-Maria de Hérédia. 4 vols. Paris, 1877–1887.
466
В качестве примера можно привести калькирование испанского выражения: «para les hacer volver las espaldas» — «pour leur faire toumer les épaulettes». Причиной этого могла послужить либо невнимательность переводчика, либо (что вероятнее) сознательное или бессознательное (в данном случае это неважно) стремление передать образность. Но тогда придется признать, что для Эредиа образность испанского устойчивого словосочетания была очевидна, в то время как испанцами она не ощущается.
469
Ранее, в 1879 г., он был избран членом-корреспондентом Real Academia de Historia de Madrid, по всей вероятности, в связи с началом работы над переводом Диаса дель Кастильо.
470
См. русский перевод: Эредиа X. М. де. Сцены из испанской жизни. — Русское обозрение. М., 1895, февраль. С. 784–802.
474
Это цикл сонетов «Конкистадоры»: «Les Conquérants», «Jouvence», «Le Tombeau du Conquérant», «Carolo Quinto imperante», «L’Ancétre», «A un Fondateur de ville», «Au Méme», «A une Ville morte», а также важнейший структурообразующий элемент сборника, завершающая его поэма «Les Conquérants de ГОг».
475
Об испанских источниках, в большинстве своем не учтенных в работах: Р. Тозье (Étude sur les sources de J.-M. de Heredia) и M. Иброваца (José-Maria de Heredia. Les sources des «Trophées»), см. в кн.: Scertics S. Op. cit., p. 182–191.
476
Вероятно, в какой-то мере ему была известна не только классическая испанская поэзия, с которой он познакомился еще на Кубе, но и современная. Например, Эредиа имел представление о творчестве испанского романтика второй половины XIX в. Рамона де Кампоамора (1817–1901). См. об этом: Szertics S. Ор. cit., р. 148).