И все же, все же… В те времена, когда его дед вступил в брак, преследования евреев были редкостью. Многие из них занимали высокие посты при дворе, и никто не придавал особенного значения тому, какая кровь течет в его жилах. Вот почему Альвар де Фернандес женился и до конца своих дней не задавался вопросом о том, чем его супружество может обернуться для всей их семьи.
Томас де Торквемада отказывался верить в такую несправедливость. Однако мысли о ней по-прежнему преследовали его, настойчиво вторгались в его жизнь, обусловливая поступки и решения.
Слишком хорошо помнил он свое детство. Косые взгляды, кривые ухмылки, шепоток за спиной: «Вот он, Томас де Торквемада – тот самый, что хвастается своим аристократическим происхождением. Но как же быть с его бабушкой? Говорят, она еврейка».
Было ли какое-нибудь противоядие страху, одолевавшему его в минуты, когда он слышал эти разговоры? Было ли – и какое, если не ненависть?
«Я ненавижу евреев!» – без устали твердил он. Не проходило и дня, чтобы он не показывал окружающим, как ему противны эти черноволосые длинноносые потомки людей, некогда предавших Христа. Ему нужно было убедить весь свет в том, что у него нет ничего общего с ними. И самому в это поверить, избавиться от сомнений, терзавших его душу.
Алонсо де Спина, двадцать лет назад пытавшийся настроить народ против иудеев, тоже был евреем. Не действовал ли он из тех же побуждений, что сказывались в поступках Томаса де Торквемады? Не хотел ли он таким образом откреститься от своих бывших единоверцев?
Торквемада простер руки к распятию.
– Господи! – закричал он. – Господи, дай мне силы искоренить племя отступников и маловеров! Дай мне силу и власть, чтобы я мог всю Кастилию обратить в истинное христианство! Пусть в этой стране останется только одна религия и только один Бог. И пусть заживо сгорят все, кто не верит в Него.
Томасу де Торквемаде предстояло кровью искупить грехи своего деда – но не своей кровью, потому что сам он относился к числу избранников Божьих. Он должен был стать первым среди католиков Кастилии, безжалостным судьей всех евреев и ревнителем истинного христианства у себя в стране.
Фердинанд был у Изабеллы и вместе с ней принимал Алонсо де Охеду и Диего де Мерло.
Изабелла вежливо поздоровалась с монахами и попросила изложить суть дела.
Охеда тут же разразился пламенной речью, в которой обратил ее внимание на недопустимое количество «конверсос», обитающих в Севилье.
– «Конверсос» живут в каждом городе Кастилии, – спокойно возразила Изабелла. – Многие из них состоят у меня на службе, и меня радует то обстоятельство, что они стали христианами. Мне бы хотелось, чтобы все мои подданные последовали их примеру.
– Ваше Величество, мы хотели сказать, что большинство «конверсос» только изображают из себя христиан – а на самом деле по-прежнему исповедуют иудаизм.
– Такое положение дел меня не устраивает, – нахмурилась Изабелла.
– Ваше Величество, – вступил в разговор Диего де Мерло, – не следует ли нам заключить, что вам будет угодно положить конец безобразию, творящемуся в Севилье?
Изабелла задумчиво кивнула.
– Друзья мои, у вас есть какое-то предложение? – спросила она.
– Ваше Величество, некоторое время назад в Кастилии была отменена инквизиция. Мы просим вас вновь учредить эту организацию.
Посмотрев на Фердинанда, Изабелла заметила, как напряглись жилы на его висках. Ей вдруг стало грустно – сейчас она почти жалела о том, что так хорошо знала и понимала своего супруга. Слишком уж ему оказались ведомы человеческие слабости, различные мужские пороки. Она испытала величайшее потрясение, узнав о том, что он не только имел внебрачного сына, но и возвел его в сан архиепископа. И проступки его на этом не заканчивались. Выяснилось, что одна знатная португалка родила ему дочь, – следовательно, могли быть и другие дети, от других женщин. Как тут было не разувериться во всем на свете?
Сейчас у него блестели глаза, и она догадывалась, почему. В Арагоне инквизиторы работали не покладая рук, а их жертвы были, как правило, людьми обеспеченными – потому-то и не пустовала арагонская королевская казна. Вероятно, в эту минуту Фердинанд размышлял о деньгах. При мысли о них он всегда оживлялся.
– Я подумаю о вашей просьбе, – сказала Изабелла.
– Полагаю, возрождение святого трибунала в Кастилии – дело первостепенной важности, – вспыхнул Фердинанд. – Решение о его учреждении нужно принять как можно скорее.
Монахи тут же сосредоточили внимание на Фердинанде. Охеда, потрясая кулаками, принялся бранить евреев. Он осыпал их проклятиями, говорил об их нечистоплотности, о совершаемых ими ритуальных убийствах и несколько раз упомянул о неком четырехлетнем мальчике, который пропал из дома, а потом был найден в пещере – с вырезанным сердцем, распятым и расчлененным.
Выслушав, Фердинанд воскликнул:
– Чудовищное злодейство! Вы правы, расследование по этому делу нужно начать немедленно.
– Тела остальных детей уже найдены? – спокойно осведомилась Изабелла.
– Ваше Величество, эти люди хитроумны и предусмотрительны. Тела своих жертв они закапывают в потайных местах. Такова часть их ритуала.
– Нам потребуются неоспоримые улики против этих людей. Иначе мы не сможем вынести им какое-либо обвинение.
Фердинанд резко повернулся к ней, и Изабелла вновь заметила блеск в его глазах, на сей раз – гневный, почти фанатичный. Она нежно улыбнулась ему.
– Мне кажется, король согласен со мной, – сказала она. – Не так ли, Фердинанд?
– Расследование для того и начинают, чтобы доказать вину подозреваемого, – дрожащим голосом произнес Фердинанд.
– Вот о подозреваемых мне и предстоит серьезно подумать, – сказала Изабелла.
Она повернулась к монахам.
– Друзья мои, ваше дело будет рассмотрено. Благодарю вас за то, что вы обратили на него мое внимание.
С этими словами Изабелла взяла Фердинанда под руку. Она хотела, чтобы он проводил ее в королевские покои.
Когда они остались одни, Фердинанд сказал:
– Итак, мое мнение для тебя ничего не значит. Верно я тебя понял?
– Напротив, я всегда прислушиваюсь к твоему мнению, – улыбнулась она.
– Но при этом отказываешься основывать в Кастилии инквизицию!
– На этот счет я еще как следует не подумала.
– До сих пор мне казалось, что ты желаешь превратить Кастилию в оплот христианства.
– Ты не ошибался, это одно из моих самых сокровенных желаний.
– Вот как? Почему же ты настроена против истребления еретиков?
– Я вовсе не настроена против искоренения ереси. Как тебе известно, оно входит в наши планы преобразования Кастилии.
– Превосходно! Но кто же справится с этой задачей лучше, чем инквизиторы? У тебя есть какие-то другие кандидатуры?
– Дорогой мой, я не уверена в том, что мне хочется видеть инквизиторов у себя в королевстве. Для начала я желала бы убедиться в том, что, основав здесь святой трибунал, я не дам Его Святейшеству больше власти, чем он уже имеет. Кастилия принадлежит нам, Фердинанд. Почему мы должны делить ее с кем-то еще, пусть даже с Папой Римским?
Немного поколебавшись, Фердинанд осторожно произнес:
– Убежден, мы смогли бы основать такую инквизицию, которая действовала бы обособленно от Ватикана. Но ты не понимаешь главного, Изабелла. Видишь ли, многие «конверсос» – очень состоятельные люди, а один из законов святого трибунала гласит, что имущество уличенных в ереси должно конфисковываться в пользу государства.
– Да, за последние несколько лет наша казна истощилась, – сказала Изабелла. – Мы очень нуждаемся в деньгах. Но я бы предпочла добыть их каким-нибудь другим способом.
– Так ли уж важен способ?
Изабелла смерила его холодным взглядом.
– Чрезвычайно важен, Фердинанд. Он смутился, затем поправился:
– Я хотел сказать, что мы будем действовать из самых благородных побуждений. Ведь наша конечная цель – спасти души людей, сбившихся с праведного пути. Разве Господу не будет угодно видеть их вернувшимися в лоно католической церкви?