– Именно этого я и хочу добиться. Но принимать решение впопыхах я все-таки не намерена. Мне нужно подумать.
– Если ты подумаешь, то поймешь, что без инквизиции тебе не удастся сделать Кастилию полностью христианской страной.
– Возможно, ты прав, Фердинанд. Ты ведь редко ошибаешься.
Она ласково улыбнулась. Не хмурься, Фердинанд, говорили ее глаза, давай будем друзьями. Наш брак принес разочарование нам обоим. Тебе не нравится моя властная натура – ты не ожидал, что я почти всегда буду поступать по-своему. С другой стороны, я не была готова к тому, что ты окажешься мужчиной, не способным хранить супружескую верность. Но ведь мы все равно никуда не денемся друг от друга – двое сильных людей, не желающих кому-то подчиняться. Так давай же довольствоваться тем, что у нас есть. Давай не будем жалеть о том, что нам не дано. Вообще, какое значение имеют наши чувства, обиды, разочарования? Разве не важнее думать о тех великих задачах, которые стоят перед нами обоими?
– Я хочу показать тебе наш новый девиз, – добавила она. – Думаю, он тебе понравится – по-моему, он удался на славу. Я приказала вышить его на знамени. Сейчас работа еще не закончена, но вскоре его увидят все кастильцы. После этого, мне кажется, они будут по-новому смотреть на нас с тобой.
Он немного смягчился, и она приказала одному из пажей принести образец нового государственного флага.
Когда ее приказание было выполнено, она развернула полотнище с незаконченной вышивкой и срывающимся от волнения голосом прочитала:
– «Изабелла и Фердинанд: единство силы и сила единства». Фердинанд просиял. Едва ли его жена могла более ясно сказать о том, как ценит своего супруга, как надеется видеть его правителем Кастилии – наделенным такими же правами, какими сама обладает.
И все же он понимал, что все наиболее важные вопросы она по-прежнему будет решать самостоятельно. При всех своих декларациях и девизах, при всей своей кажущейся мягкости останется властной, никому не подчиняющейся королевой. Кастилия все равно будет принадлежать ей одной.
Что касается инквизиции, думал Фердинанд, в свое время она согласится на нее. О материальных выгодах, которые сулит ее королевству святой трибунал, она уже знает. А о духовных нуждах Кастилии ей расскажет Торквемада.
Изабелла пригласила к себе кардинала Мендозу, заранее уведомив его о том, что аудиенция будет носить частный характер.
– Садитесь, кардинал, – поздоровавшись с ним, сказала она. – Мне нужно посоветоваться с вами по одному волнующему меня вопросу.
Мендоза вздохнул – он догадался, что разговор будет связан с визитом двух доминиканцев, вторую неделю гостивших при королевском дворе.
– Алонсо де Охеда и Диего де Мерло весьма озабочены поведением евреев в Севилье, – начала Изабелла. – Они говорят, что эти люди, цинично провозглашая себя последователями Христа, втайне исповедуют иудаизм. Мало того, они обвиняют их в ритуальных убийствах и осквернении христианских святынь. И – просят учредить в Кастилии инквизицию. Что вы об этом думаете, кардинал?
Помолчав, Мендоза решительно произнес:
– Ваше Величество, у нас слишком много фанатиков, и это заставляет меня усомниться в нашем благополучном будущем. Фанатизм подрывает основы правосудия и всего общества, история дает тому немало примеров. Евреев преследуют не одно столетие, однако еще никто не доказал, что эти гонения принесли хоть какую-то пользу странам, в которых они имели место. Как вам известно, Ваше Величество, еще в четырнадцатом веке Фернандо Мартинес читал проповеди, направленные против евреев, и даже объявил их виновными в эпидемии чумы, разразившейся тогда в Кастилии. Результат – погромы по всей Испании. Крови пролилось предостаточно, однако эпидемии и болезни лишь участились, поскольку никто не хотел убирать трупы истерзанных иудеев. Вот и эти давние слухи о якобы похищенных и распятых младенцах – кто их распускает, вот в чем вопрос. Не так давно Алонсо де Спина опубликовал целый трактат о злодеяниях тех, кого он называл «конверсос». Как ни странно, он сам был одним из этих «конверсос». Вот почему, читая его книгу, трудно избавиться от мысли, что больше всего на свете он хотел не опорочить евреев, а зарекомендовать себя добрым католиком – в той степени, в какой этого может добиться человек, истребляющий своих бывших единоверцев… Итак, сейчас снова заговорили о человеческих жертвоприношениях и прочих преступлениях, будто бы совершаемых евреями. Ваше Величество, зная ваше желание вернуть Кастилии законность и правосудие, я не сомневаюсь в том, что вы не примете решения, не удостоверившись в обоснованности этих слухов.
– Вы правы, кардинал, так я и собираюсь поступить. Но кто же должен проверять все эти слухи и кривотолки? Не в том ли состоит задача святого трибунала?
– Непростой вопрос, Ваше Величество. Можем ли мы быть уверены в том, что желание основать у нас инквизицию не навеяно Ватиканом?
Изабелла рассеянно усмехнулась.
– Вы как будто читаете мои мысли, кардинал.
– Могу ли я напомнить вам о наших недавних разногласиях с Его Святейшеством?
– В этом нет необходимости, – сказала Изабелла. – Я надолго запомнила этот инцидент.
Ее мысли на какое-то время перенеслись в те дни, когда она ходатайствовала перед Ватиканом за одного из своих капелланов, Алонсо де Бургоса, которого хотела назначить епископом Куэнкским. Тогда ее просьбы действия не возымели – как позже выяснилось, это место Папа Сикстус берег для своего племянника Рафаэлло Риарио. Однако до этого Изабелла уже пыталась устроить двоих своих протеже – которым точно так же пришлось уступить места кандидатурам Его Святейшества, – поэтому она разозлилась и отозвала кастильского посла из Ватикана. А кроме того, заручившись поддержкой Фердинанда, предложила собрать межгосударственную комиссию и вынести оценку поступкам Папы Сикстуса. Сикстус испугался – проводимая им политика непотизма могла быть выставлена в самом неприглядном свете, а это в его планы никак не входило. В результате в сан епископа Куэнкского был возведен Алонсо де Бургос, что устраивало как Изабеллу, так и Фердинанда.
Но мог ли так просто закончиться тот конфликт? Едва ли. Многие думали, что с этих пор мстительный Папа Сикстус не будет спускать глаз с Изабеллы и при первой же возможности постарается как-нибудь урезать ее власть. Разумеется, самым эффективным способом достижения этой цели было бы внедрение инквизиции – организации, не зависящей от государства и напрямую подчиняющейся Риму. Более того, при известном стечении обстоятельств оно было бы равносильно введению римского правления в Кастилии.
Изабелла с благодарностью посмотрела на кардинала, так хорошо понимавшего ход ее мыслей и разделившего ее тревоги.
– Ваше Величество, вы, вероятно, согласитесь со мной, если я скажу, что мы должны остерегаться Рима, постоянно держать его в поле зрения. Здесь, в Кастилии, верховная власть принадлежит вам и только вам. И, поверьте, мне бы очень не хотелось, чтобы это положение хоть как-то изменилось.
– Ваши пожелания целиком совпадают с моими планами, – улыбнулась Изабелла. – И все-таки меня не может не беспокоить то обстоятельство, что не все мои подданные готовы неукоснительно соблюдать заветы христианства.
Кардинал задумался. В душе он и сам не считал, что к религии следует относиться излишне серьезно, с чрезмерной истовостью – хотя, конечно, не решился бы сказать об этом Изабелле. Ему казалось, что все вопросы веры – настоящей веры – предполагают свободу выбора и свободу действий. Человеку нельзя навязать религиозных чувств, рассуждал он, как нельзя заставить его почувствовать красоту мира, сотворенного Богом. Однако такие мысли в Испании не приветствовались, а потому Мендоза предпочитал, держать их при себе. Он хотел, чтобы жизнь приносила людям радость и чтобы люди чувствовали себя достойными творениями своего Создателя. Ни тому, ни другому инквизиция не способствовала. Впрочем, в Арагоне, в Каталонии и Валенсии она, как он хорошо знал, уже давно носила исключительно формальный характер. Ее чиновники жили припеваючи и не особенно утруждали себя поиском еретиков. Если же таковые все-таки отыскивались, то за определенную мзду и при помощи кое-каких дипломатических уверток любой подозреваемый мог откупиться от грозящего ему наказания.