Франко не мог позабыть своего поражения под стенами столицы. Авиация германского легиона "Кондор" и пятьдесят артиллерийских батарей всех калибров ежедневно обрушивали на город массы снарядов и бомб. Любая инициатива республиканцев на фронте вызывала ожесточенный огонь по городу. Это были дикие, жестокие, бессмысленные обстрелы. В такие дни снаряды рвались на улицах всех районов города, и уже через час мы, долго жившие в Мадриде, начинали "психологически" ощущать этот обстрел: нервы сдавали даже у людей не очень впечатлительных. Невольно думалось: где упадет следующий снаряд? Да, Мадрид был горячим местом, и Гриша Грандэ знал об этом и поэтому чаще, чем в другие части, приезжал к нам, в Мадридский отряд.
В декабре 1937 года республикански войска успешно начали наступление на Леванте и взяли город Теруэль. Как всегда, Франко срывал злобу на Мадриде, подвергая его жестокой бомбардировке и обстрелу.
В эти дня Сыроежкин приехал в город.
По обыкновению он явился без предупреждения в самый разгар артиллерийского налета, длившегося уже вторые сутки,
Вокруг "Гейлорда" все грохотало. По улицам с воем проносились санитарные автомобили, подбиравшие раненых. К приезду Гриши обстрел, длившийся без перерыва пятнадцать часов, значительно понизил нашу "психическую сопротивляемость": нервы были натянуты до предела. Но мы не спускались в подвал отеля в убежище: оно не могло полностью защитить от тяжелых артиллерийских снарядов, не говоря уже об авиационных бомбах. Мы оставались на третьем этаже в своих комнатах.
И вот Гриша появился в дверях. Он сразу понял состояние нашего духа и не стал говорить о делах.
– Давайте обедать или ужинать. Как хотите?.. – предложил он, когда вошедший за ним Пако положил у дверей сумку с продуктами, привезенными ими из Валенсии.
Снаружи все продолжало грохотать. В наступавши сумерках разрывы вспыхивали как зарницы над крышами домов...
– Вчера приехали дипкурьеры, – начал Гриша, не обращая внимания на грохот за окном. – Я привез письма из дому, хорошие консервы, копченую колбасу... Ну, чего повесили носы?
– А коньяк привез? – спросил Панчо Боярский, он уже собирался домой, и поэтому очередной обстрел действовал на него сильнее.
– Привез. Марфиль тоже, – проговорил Гриша, выкладывая на стол содержимое своей сумки.
Он сумел поднять наше настроение, отвлечь от мрачных мыслей, и постепенно, глядя на этого спокойного человека, слыша его ровный глуховатый голос, мы обретали душевное равновесие.
Перед тем как сесть за стол, Григорий сказал:
– Там, у подъезда, я встретил Симону. Пригласим ее? – И, не дожидаясь нашего ответа, вышел из комнаты.
Через несколько минут он появился вновь в сопровождении Симоны Гринченко, московской комсомолки, переводчицы военного советника из 11-й испанской дивизии Энрике Листера. Очень красивая, совсем еще молодая девушка с насмешливыми глазами была общей любимицей в "Гэйлорде".
...Именно 11 -я дивизия после ожесточенных боев взяла Теруэль. В декабре 1937 года в Теруэльских горах стояли необычные для Испании морозы, температура упала до минус 20 градусов. Молодые бойцы дивизии жестоко страдали от непривычного холода, среди них было много обмороженных. Поднять людей в решительную атаку было в этих условиях совсем нелегко. И вот тогда Симона Гринченко пошла вперед с пистолетом и гранатой в руках, увлекая за собой обмороженных бойцов. Она первой ворвалась в Конкуд, ключевую позицию фашистов у Теруэля. В период Великой Отечественной войны Симона сражалась в тылу у гитлеровцев, в прославленном отряде Дмитрия Медведева. Это она в лесу нагретым на костре топорищем гладила отважному советскому разведчику Николаю Кузнецову немецкий офицерский мундир, который он носил, проникая в стан врагов. А после войны, в последние годы своей жизни, Симона работала на острове Куба. Там она тяжело заболела и вскоре после возвращения домой умерла. Ее похоронили в Москве на Новодевичьем кладбище. Там стоит она, изваянная из белого мрамора, с гордо поднятой головой... Каждый год в мае друзья и соратники приходят к ее могиле.
В тот вечер в Мадриде Симона шутила, заразительно смеялась, а когда мы попросили ее рассказать об атаке на Конкуд, она очень коротко сказала:
– Уж очень холодно было, нужно было разогреться, пробежать эти двести метров до окопов фашистов. Вот и пришлось вспомнить Москву, где я брала призы в беге на короткие дистанции...