...Человека три повели меня на расстрел. Отошли мы шагов двадцать, слышу, Боровских кричит: "Посадите его в землянку, да смотрите, чтобы не сбежал. Расстреляем утром!.." Услыхав его приказ, я додумал, что раз утром, то мы еще посмотрим...
Прошла ночь, наступило утро. На рассвете меня никто на расстрел не ведет. Ну, думаю, и не поведут. Прошли еще сутки, и меня опять поволокли к Боровских. Он приказал развязать мне рука и говорит: "Ладна, посовещались мы здесь, я согласен поехать в Новосибирск к представителям Советской власти." Кругом нас стоят бандиты – обыкновенные мужики. По их лицам вижу – надоело им шататься по тайге, осточертело прятаться по таежным буреломам. Это им я обязан жизнью...
Не удержавшись, я перебил его:
– Гриша, но ты ведь шел на верную смерть!
– Не скажи. Нам надо учитывать все факторы, и в первую очередь политические. Уж кого-кого, а нашего мужика я хорошо знал, сам из мужицкой семьи. Ты посуди, тогда мы имели уже полную победу Советской власти, а это значило, что даже самые отпетые в банде люди понимали, что их игра проиграна. Во-вторых, большинство крестьян из повстанческих формирований спали и видели, как бы им вырваться из этой чудовищной западни, куда затащили их обманом. В-третьих, психологический фактор: что могло дать главарю убийство одного чекиста? А Боровских не был дураком. Он понимал, что и без того пролито много крови. Учитывая все это, я надеялся на то, что мне удастся найти с ними общин язык.
– Ну а дальше? – сгорал я от нетерпения, Григорий с улыбкой посмотрел на меня.
– "Слушай, – говорит мне Боровских. – На что ты надеялся, когда шел сюда? Если я сдамся вам, мне же пощады не будет! Как же я на такое могу пойти?!"
"Врать не хочу, – отвечаю ему, – Это не в наших правилах. Судить вас будут обязательно. Но вот если вы сами добровольно сдадитесь и ты выведешь свой отряд из тайги, то суд учтет это смягчающее вину обстоятельство. Это точно".
"А где гарантия?"
"Наше слово и советский закон!"
"Я подумаю! – И, обращаясь к своим: – Уведите пленного!"
Я глянул на него и говорю: "Я не пленный, а парламентер".
"Кто вас разберет – парламентер или разведчик", – отвечает он.
Я засмеялся и говорю, что разведчики так не ходят.
"Я же в открытую. А потом судите сами: пришел я к вам без оружия, зачем же мне бежать?"
"Резонно, – ответил Боровских и, помолчав, приказал меня накормить. – Ладно, утром все решим", – закончил он.
В эту ночь ни он, ни я не спали. Я опасался, что ночью все же они могут меня прикончить и банда уйдет в тайгу заметать следы. Боровских тоже было над чем подумать.
– Что же оп придумал? – опять пе удержался я от вопроса,
– Согласился. Утром мы с ним вдвоем на санках выехали из тайги, а к вечеру сели на иркутский поезд.
Проехали несколько часов, я задремал, а пан атаман дал деру.
– Как так?
– Сбежал. Испугался. Передумал, подлец!
– И что же ты?
– Отправился обратно в тайгу. Через сутки добрался. Снова нашел банду. Вижу – ребятки митингуют.
Я – к атаману. "Что же ты, такой-растакой, – говорю, – обманываешь? Не держишь слова! Что мне, делать нечего, – за тобой взад-вперед гоняться?.." В общем. я его убедил. Поехали снова...
– А что было потом?
– Потом? – машинально повторил Григории. Видимо, мысли его от воспоминаний уже переключились на что-то другое. – Потом банда сдалась... В полном составе...
– Но согласись, что ты рисковал головой.
– Может быть... Может быть... А ты что бы предпочел? – неожиданно резко он встал с постели и заходил по комнате. – Ты бы предпочел, чтобы мы поставили под пулеметы и виноватых, и ошибающихся, и просто сбитых с толку людей, ничего плохого Советской власти еще не сделавших. Если бы мы окружили банду без предупреждения, был бы бой. А в бою некогда разбираться. Сколько народу погубили бы зря... Не думать об этом человек не имеет права...
Он помолчал немного, а затем, с лукавой улыбкой глядя на меня, добавил:
– Я ведь не с закрытыми глазами. Сперва под видом кооператора походил по деревням, где жили семьи членов бандитской шайки. Их жены, матери и отцы были настроены против главаря... все хотели жить без тревог и волнений, без страха за жизнь близких им людей. Всех звала земля... хлебушко хотели сеять и мирно жить. Ведь был 1934 год... Все сомнения и трудности остались позади... Я знал, что темными ночами мужики из банды нет-нет да пробирались к споим, и бабы пилили их, ругали... Вот так-то было дело... – И Григорий рассмеялся, хлопнул себя по колену и, раздеваясь, сказал: – А теперь давай спать!
Из скупых строк личного дела мы узнаем еще, что в 1924–1925 годах Григории Сыроежкин участвовал в подавлении контрреволюционного повстанчества в Чечне, в 1929 году командовал отрядом, боровшимся с бандами в Монголии и Ойротии, а в 1936-м участвовал в ликвидации в Ленинграде террористической и шпионско-фашистско и организации, созданной германской разведкой. Бывал в Германии, Польше, Маньчжурии, Корее и некоторых других странах, имел много поощрений и боевых наград. Но все это уже утерянные звенья в цепи его героической жизни.