Оглядевшись по сторонам, чтобы убедиться, не может ли кто их увидеть, они решили, что это невозможно, — может быть, потому, что так им хотелось, — и тогда громче заговорила их любовь, и они стали казаться парой влюбленных голубков, которые целуются и своим воркованием вызывают друг друга на нежное состязание. Несколько ночей подряд повторялась такая тайная беседа наших влюбленных, ибо Диана никак не соглашалась на то, к чему стремился Селио, хотя он убеждал ее самыми красноречивыми доводами, принося самые пламенные клятвы. Мне вспоминаются черты влюбленного, описанные Теренцием в его «Андриянке»[76]; из пяти, о которых он упоминает, Селио обладал четырьмя: его томило желание; он был красноречив; каким тоскующим он притворялся, каких только он не давал обещаний, как превозносил он свои чувства, как, подтверждая его печаль, бледнело его лицо, и какие нежные жалобы вырывались из его уст! Наконец однажды он с такой настойчивостью молил ее, что Диана не сказала ему в ответ ни слова, и он, почти не встречая с ее стороны сопротивления, очутился в ее комнате и, опустившись перед ней на колени и проливая притворные слезы, стал просить у нее прощения за свою дерзость.
Скажите же мне, сеньора Леонарда, почему все эти слова и поступки не мешают мужчинам позорить честь женщин! Они делают их мягкими, как воск, своими обманами и хотят, чтобы они оставались твердыми, как камень. Что могла предпринять Диана против такой настойчивости? Разве она была Троей, Карфагеном или Нуманцией? Как хорошо сказал поэт;
От волнения Диана лишилась чувств; Селио поднял девушку, бережно отнес ее на кровать, и его слезы послужили водой, чтобы привести ее в чувство, но в то же время стали огнем, воспламенившим ее сердце. Подобно тому как зимней ночью люди слышат в полусне, как идет дождь, так и Диана, сознание которой дремало, а любовь бодрствовала, чувствовала на своем лице слезы Селио. Когда она пришла в себя, он снова начал просить у нее прощения, в котором она не могла ему отказать, так как уже раскаивалась в том, что заставила Селио о чем-то просить, но вместе с тем она стала умолять его вспомнить то, что он обещал ей перед тем, как проник в ее комнату, и требовать, чтобы он покинул ее, не нанося оскорбления ее чести и ее любви. Но Селио уже не в силах был ей повиноваться; к тому же он считал, что сопротивление Дианы не может быть настолько велико, чтобы противостоять такому счастливому стечению обстоятельств. Так он сделался Тарквинием менее стойкой Лукреции и, осыпая ее клятвами и обещаниями, лишил ее чести, искренне обязавшись жениться на ней. С этого дня их любовь стала еще сильнее, и Селио не постигла участь обольстителя прекрасной Фамари[77], обладание не угасило его страсти, а красота девушки не позволила раскаянию проникнуть в его душу.
Вскоре радость счастливого кабальеро стала всем заметна, так как при своем скромном состоянии он заказал своим слугам ливреи, а все это потому, что когда любовь человека торжествует, он перестает быть бережливым и не боится расстаться со всем тем, чем раньше владел. Селио спросил у Дианы, заходит ли иногда мать в ее комнату, и та ответила ему, что нет; тогда он выпросил у нее разрешение остаться в этой комнате на несколько дней, и она принялась воспроизводить его в себе с такою быстротой, что вскоре не могла уже об этом молчать, и ее горькие слезы говорили о раскаянии, вызванном опасением того, что это событие, скрыть которое было бы невозможно, откроет ее матери и брату позор их семьи. К тому же она думала о том, что станут говорить в городе о ее внезапном уединении и что скажут о ней родственницы и подруги, уверившись, что добродетель ее притворна.
Селио пытался указать ей способы, которые могли бы устранить беду. Он ни на минуту не подумал о том, чтобы умертвить ребенка, но сознавая, что, попросив руки Дианы, он утратит дружбу Октавио и что, зная о его бедности, ее не согласятся выдать за него замуж, он решил уговорить Диану прибегнуть к вмешательству церкви. Однако она отвергла этот совет и потому, как показалось Селио, что она слишком горевала о своей чести, чтобы обнаружить перед людьми свою любовную историю. Если бы девицы соизволили задуматься над тем, что случилось с Дианой, то, возможно, они бы перестали легкомысленно прокладывать пути собственному несчастью. В конце концов Селио предоставил решить Диане, как нужно поступить, так как сам он не хотел, попросив ее руки, потерять дружбу Октавио и видел в то же время, что она не может согласиться на то, чтобы суд церкви помог ее замужеству.
77
По библейской легенде, сын царя Давида Аммон так влюбился в свою сестру Фамари, что в порыве страсти овладел ею, но после этого сразу же возненавидел ее.