Добрались они до неприютного его прибежища, смежного с пещерой, служившей тюрьмою Лисардо, и тут похотливый поклонник стал потчевать ее разными разностями, коих было у разбойников в избытке за счет окрестных селений. Алехандро был доставлен сюда же; он мог обрести свободу, но отказался, увидев, в каком положении оказалась Лаура; ей в угоду с ним обращались достаточно учтиво, ибо она сказала, что это ее брат.
Прекрасная девица трепетала, видя, что оказалась во власти злодеев; ведь прибегни этот человек к насилию, ей оставалось бы либо самоубийство, либо погибель. И о ей выпала на долю удача, если это слово уместно, когда речь идет о девице, попавшей в такое положение. Дело в том, что предводителю всей шайки, человеку весьма решительному и мастеру владеть оружием, так полюбилось ее лицо, что он стал защищать ее, ибо не мог притязать на нее сам, поскольку была она добычей другого, почти столь же могущественного, как и он; и, завидуя сопернику, атаман решил помешать тому насладиться пленницей, приписав милосердию то, что было вызвано завистью или ревностью. Лаура обрадовалась их соперничеству, увидев, что один будет защищать ее от другого, покуда небо не откроет ей способа обрести свободу. И поскольку эти двое, наводившие страх на жителей здешних мест, пытались вызвать искру веселья и радости в божественных очах Лауры, они повели ее поглядеть на их логова, причем предводитель поручился, что ей не грозит ничего, что было бы против ее воли.
Прибыли они туда, где находился Лисардо, который в те поры поневоле предавался отдыху, побежденный милосердным сном. И вот, когда робкая красавица разглядывала разные разности, скорее в угоду обоим поклонникам, которые их показывали, чем потому, что ей все это нравилось, пришла весть, что альгвасялы одного селения, в коем шайка оставила по себе не самую добрую память, двинули против них отряд. Оба разбойника всполошились и, забыв про любовь, стали думать, как отбиться: ведь когда под угрозой честь или жизнь, любовное влечение чаще всего перестает заявлять о себе, особенно, если еще не пустило корней; хотя, когда любви много лет или она связала любящих многими обязательствами, нет невозможности, перед которой она бы отступила, и опасности, которой она бы устрашилась.
Итак, разбойники отправились на разведку, и Лаура осталась одна, не зная, что каких-нибудь четыре шага — и она обретет все, чего жаждет ее душа. Она прошла в глубь пещеры, размышляя о том, сколь жалка жизнь разбойников, ищущих свою удачу в чулком несчастий; в этом смысле разбойники схожи с завистниками, от коих избавлены лишь несчастливцы, ибо нет у них того, что вызывает муки зависти; впрочем, муки эти, как видно, самим завистникам не во вред, ибо они живут и здравствуют, хоть внутренности у них и отравлены желчью. Так размышляла Лаура, когда почувствовала, что споткнулась о чье-то тело; и думаю, споткнулась не в первый раз. Вгляделась она и увидела человека, платившего необходимую дань своему усталому телу. Она опустила светильник, чтобы получше разглядеть лежащего, ибо женщины всегда грешат любопытством, даже если окажутся на краю гибели. Разглядела она его и переменилась в лице; пригляделась пристальней и увидела в пальцах у него чей-то портретик. Взяла Лаура портретик, поднесла к глазам и увидели они ту, чей лик украшали. «Уж не зеркальце ли», — подумала Лаура и повертела свою добычу — стекла не было. Снова повернулась она к спящему, чтобы узнать правду, — и узнала своего любимого, нашла Лисардо.
Лаура возликовала, но тут же испугалась, как бы не повредила Лисардо благая неожиданность: ей вспомнилось, сколь часто внезапная и нечаянная радость оказывалась причиною смерти. Села она возле двоюродного брата, а тот, ощутив поцелуи и услышав вздохи счастья, пробудился и удивился тому, что видит свет там, куда так редко проникали солнечные лучи. Он в тот миг еще не разглядел Лауры, ведь пожаловаться на тьму в ее присутствии значило бы оскорбить ее очи; она же прикрыла лицо мантильей, чтобы радость узнавания была не столь внезапной, и мантилья служила ее красоте серебристым покровом, шелковым облачком, что прячет сияние.