Встали они на якорь в преславном барселонском порту и хотели было высадиться на берег, как вдруг донеслись до них из города крики и бряцание оружия; у портового люда осведомились они, что бы мог означать такой великий шум, и поведали им, что два дня тому назад приключился с графом внезапный удар, от которого он скончался, едва успев принять последнее причастие; увидя это, дон Джофре, его внебрачный сын, едва похоронив отца, потребовал, опираясь на простонародье, чтобы его признали сувереном, и добиться этого ему не составило труда, ибо не было в городе законного наследника, который поехал жениться в Сицилию, взяв с собою цвет каталонской знати; сообщили им также, что дон Джофре уже занял все самые важные в графстве крепости и присвоил имения отсутствующих дворян, дабы раздать их своим приспешникам вместе с сопутствующими этим землям титулами и званиями — все это неспроста, а затем, чтобы иметь надежную опору в новых владельцах, которые жизни не пожалеют, защищая свое добро; и вот каждодневно между мятежниками и верными подданными вспыхивают новые братоубийственные сражения и смертельные схватки. Услышав это, наши дворяне едва не лишились чувств: от стольких бед, обрушившихся на них за столь короткое время, растерялись они и не знали, что им и предпринять; к тому же они предположили — а так оно и было в действительности, — что тиран дон Джофре и у них отобрал владения и доходы и поделил между своими, поскольку фавориты дона Ремона сводного его брата никогда особенно не жаловали.
Долго обсуждали они, что же им теперь делать, и наконец остановились на решении, предложенном доном Уго: вернуться в Сицилию и поступить на службу к королеве: будучи приближенными ее суженого, могли они надеяться и у нее оказаться в чести. Так и порешив, они на другой день отплыли из Барселоны с попутным ветром, а еще через неделю бросили якорь в Мессинском порту; высадились, но в город войти не пожелали, а решили остановиться в какой-нибудь деревне неподалеку от столицы и побыть там, пока не будет готов траур и не поспеет соизволение королевы прибыть ко двору; и была ими избрана деревушка, в которой переодетый дон Ремон пас овец; заняли они комнату на постоялом дворе как раз рядом с той, где жил отважный принц, служивший своему хозяину.
Два дня спустя злополучный дон Ремон, ничего не зная о намерениях своих дворян, неожиданно встретил их на лугу, где пас смирных овечек вместе с милой сельчанкой, которая очень к нему благоволила и по разным поводам не раз уже свои чувства выказывала, хотя переодетый принц, принявший имя Флорело, и делал вид, что этого не замечает, стараясь всячески избегать постылых знаков внимания и терзая тем самым сердце влюбленной пастушки.
Очень обрадовался скрывающийся принц при виде трех своих дворян, которые, приметив его, впали в крайнее изумление, и если бы не мужицкая одежда, опровергающая то, что истинный облик подтверждал, они бы бросились тут же целовать ему руки. И все же так поразило их это сходство с несчастным принцем, что воскресла в них великая скорбь по безвременно погибшему. На их лицах прочел переодетый дон Ремон смятение, охватившее их души, но признаваться не спешил, желая увидеть, как далее с ним обойдутся. Поприветствовали его дворяне, и в голосе его и манерах (хоть и пытался он изменить то и другое) усмотрели совершенное подобие тому, кого почитали уже добычею подводных тварей, отчего возросло их изумление перед столь великим чудом природы, ибо так расценили они то, что своими глазами видели. Спросили его, чей он сын и откуда родом, и он отвечал, насколько мог, как истый простолюдин, желая выяснить, к чему приведет такое их любопытство. Они же попросили, чтобы пастух почаще их навещал все дни, какие они пробудут в деревне, то есть пока не придет соизволение от королевы явиться ко двору, за каковым они уже послали, — видеть его для них большое утешение, поскольку он необыкновенно похож на одного человека, которого они, покуда тот жил, безмерно любили и почитали. Дон Ремон с превеликой охотою пообещал, что будет приходить, сам же решил пока не раскрывать себя, а посмотреть, чем закончится дело с соизволением, которого дворяне, по их словам, ожидали; и каждый день их навещал, чему те несказанно радовались, окружая его заботами и вниманием, ибо, будучи верным подобием покойного принца, внушал он им невольное почтение и любовь, так что в его присутствии не могли они отрешиться от мысли, что перед ними воистину их государь.