И вот на главной площади Палермо спешно стали воздвигать эшафот для ожидаемой казни, а друзья осужденного тем временем прилагали все усилия, чтобы увидеться с ним и утешить его в несчастий; обратились они, как и предполагал король, к начальнику стражи, который, для виду поломавшись, отвел их в темницу, наказав хранить это в строжайшей тайне, ибо если король узнает о таковом его нерадении, не сносить ему головы.
И вот дон Уго и Гарсеран вошли в башню, где обнаружили своего друга в отчаянии, какое легко можно себе вообразить: ведь в скором времени предстояло ему принять позорную казнь; друзья над злополучной его долей пролили немало слез, затем полностью посвятили его во все, что у них вышло с королем, не утаив суровости его речей и решимости свершить правосудие, дабы угодить тем самым королеве, родне убитого маркиза и всему двору, где их, каталонцев, не сильно жаловали. Все это привело узника в несказанную ярость, и решился он наконец известить королевство о том, кто им правит, каково его истинное происхождение и в каком звании был он обнаружен; для этого необходимо, сказал он друзьям, доставить из деревни, где нашли они нынешнего короля, селянина, которым тот был нанят пасти овец, и других крестьян и пастухов, вместе с ним исполнявших мужицкую эту работу. Друзья так и сделали, немедля послав за свидетелями, а узник тем временем составил на имя королевы прошение, в котором изложил, что, раз уж приговорили его к позорной казни, не соблаговолит ли ее величество до того, как будет приговор приведен в исполнение, выслушать осужденного в присутствии всей придворной знати, ибо хочет он облегчить перед кончиною свою совесть и сообщить нечто крайне важное для королевства, отказываясь при этом от права на помилование, что даруется смертникам, удостоенным королевского взора: пусть не распространится на него эта милость, и пусть исполнится назначенный жребий.
Прошение было подано королеве, когда супруги выходили после мессы из дворцовой часовни; Кассандра предоставила это дело на усмотрение мужа, и король пожелал, чтобы узника выслушали таким образом, как он в своей записке просит, ибо очень ему, королю, хочется знать, что это дон Гильен может такое объявить, равно важное как для государства, так и для собственной его совести. Все это король говорил лишь ради королевы, а сам уже догадался, что дело идет к признанию дона Гильена, чего дон Ремон и сам желал; и повелел он, чтобы назавтра вся придворная знать собралась и выслушала осужденного, исполнив тем самым его последнюю просьбу. Тем временем дон Уго, который позаботился о том, чтобы сельчан доставили во дворец, уже все им рассказал и попросил, чтобы они, когда понадобится, под присягой подтвердили истинность его слов; в немалое изумление повергла их удача, выпавшая на долю того Флорело, который некогда пас в их деревне овец.
На следующий день, в час, назначенный королем с королевою для того, чтобы выслушать дона Гильена, в просторной зале дворца вельможи и придворная знать собрались и расселись так, как положено было по этикету; король с королевою заняли высокое место под балдахином, куда вели три ступени, покрытые парчою; и вот стража ввела узника, за которым следовали двое его друзей. Выглядел несчастный таким печальным и изнуренным, что невозможно было в нем узнать того дона Гильена, который столь еще недавно был душою всех празднеств, устраиваемых при дворе. Многим из присутствовавших в зале больно было глядеть на него, но больше всех его жалким видом был тронут сам король, который с трудом сдерживал слезы; все хранили глубокое молчание, с нетерпением ожидая, что же им расскажет дон Гильен, который, окинув взглядом сидящих в зале, возвысил ослабевший свой голос и начал так:
— О светлейшая государыня, королева Сицилии, вельможи, рыцари и дворяне старинного этого королевства, я, несчастнейший из людей, в награду за усердие претерпевший суровую опалу, просил вас собраться здесь, дабы открылась вам истина, каковую я до сего времени держал в тайне; теперь же, поскольку за убийство маркиза Руджеро приговорен я к отсечению головы и должен понести наказание из усердия моих гонителей и по воле королевы, к которой ныне обращаюсь, плохо исполнил бы я заповеди христианина, каковым себя почитаю, ежели бы на пороге смерти не объявил вам столь важную вещь, скрываемую до сей поры мною, доном Уго и Гарсераном, дворянами, здесь присутствующими; и если признание наше и вызовет немалую смуту, мне все же необходимо облегчить совесть и освободиться от греха, которого одного довольно, чтобы душу погубить навек. Ведомо вам, что достославный дон Ремон Борель, единственный сын и законный наследник дона Бореля, графа Барселонского, помолвленный с вашей прекрасной королевой, захлебнулся в соленых волнах Тирренского моря, а вместе с ним погибли многие знатные каталонцы, сопровождавшие принца на свадьбу; и никто не спасся, чтобы поведать о страшном этом деле; однако же достаточно поведали о нем выброшенные морем на сицилийский берег обломки, среди которых были найдены вымпелы, флажки и штандарт флагманской галеры.