Дон Маркос был среднего роста и от скудной кормежки стал в конце концов походить более на побег спаржи, чем на человека. Утробу свою он баловал лишь в те дни, когда подходил его черед прислуживать за столом у хозяина, ибо он избавлял от работы буфетчиков, коим приносил блюда, вылизанные так, что они были чище, чем тогда, когда ставили их на стол; карманы же набивал себе всем, что можно было без опасности приберечь на завтра.
В такой нищенской скаредности провел он детство, следуя повсюду за своим господином, каковой много разъезжал и по Испании, и за ее пределами, где занимал наиглавнейшие должности. Дон Маркос из пажей дослужился до благородного звания свитского дворянина, так что господин пожаловал ему благородство, в коем небо дону Маркосу отказало. И вот вместо восемнадцати куарто сподобился он пяти реалов да такого же количества мараведи, но ни образа жизни не изменил, ни рациона для поддержания сил телесных не увеличил; напротив того, поскольку обязательств у него прибавилось, он стал завязывать мошну свою потуже. Никогда у него в доме не зажигались свечи, а если иногда и устраивал он подобные празднества, то лишь в тех случаях, когда собственное его проворство и невнимательность дворецкого позволяли ему прибрать к рукам какой-нибудь огарочек; но и его дон Маркос жег так благоразумно, что разоблачаться начинал еще на улице, а войдя в дом, скидывал одежду и тотчас же задувал огонек. Утром, проснувшись, брал он кувшин без ручки и, выйдя на улицу, останавливался у двери дома; и к первому же водоносу обращался он с просьбой снизойти к его бедности; воды этой хватало ему на два-три дня, ибо расходовал он ее с величайшей бережливостью. Затем шел он туда, где играли ребятишки, и за один куарто нанимал кого-нибудь из них, дабы тот постелил ему постель; если же был у него слуга, договаривался он, что будет платить ему два куарто кормовых да выдаст циновку для спанья, а то нанимал поваренка, дабы тот исполнял всю работу по дому и опоражнивал сосуд, в который дон Маркос справлял нужду. Сосуд этот был; весьма примечательный, по виду напоминал небольшую короткую трубу и некогда служил для хранения меда: дон Маркос соблюдал бережливость, даже испражняясь.
Обед его составляли хлебец ценою в один куарто, полфунта говядины да на куарто требухи; еще один куарто давал он повару, чтоб тот все это приготовил пристойным образом. А то взойдет он в горницу, где обедают другие свитские, подойдет к первому попавшемуся и скажет:
— А олья, пожалуй, недурна: запах такой, что душа радуется, надо бы отведать.
От слов к делу, и таким манером одно за другим испробует все кушанья. Случалось, завидев его, кто-то из трапезовавших поскорее глотал то, что было у него в миске, а кто-то прикрывал свою миску рукой. Дон Маркос состоял в дружбе с одним из свитских дворян и выжидал, когда тот отправится обедать либо ужинать, входил следом с ломтем хлеба и куском сыра в руке и говорил:
— Я не ужинать пришел, а побеседовать, уж простите за докуку.
С этими словами садился он за стол и хватал все, до чего мог дотянуться.
Вина он ни разу в жизни не купил, но пивать пивал, для чего поступал следующим образом: становился у дверей своего дома, и когда проходили мимо парни либо молодки с бурдюками, просил со всей учтивостью, чтоб дали ему глотнуть для пробы да и сами угостились бы. Если парень либо молодка держались приветливо, просил разрешения выпить еще глоточек. Как-то раз ехал он в Мадрид на муле и был при нем малый, который направлялся туда же и взялся ему прислуживать, чтобы не нести путевых расходов. В одном селенье дон Маркос послал его купить на один куарто вина, а сам сел на мула и уехал, так что пришлось малому добираться до Мадрида, прося подаяния. Когда попадал дон Маркос на постоялый двор, он безотменно отыскивал родственника, садился ему на шею и таким образом получал даровую кормежку. Как-то раз он мула своего накормил соломой, которую повыдергивал из собственного тюфяка — все ради того, чтобы не тратить лишнего. Немало историй ходило про дона Маркоса, так что вельможа, его господин, и друзья этого вельможи ими потешались, ибо дон Маркос приобрел в столице известность как самый изощренный на свете любитель дармовщины.