— Примите, пожалуйста, соболезнования по поводу смерти вашего супруга. Вы потеряли его до того, как смогли узнать поближе, и это, несомненно, большая утрата.
Вдовушка улыбнулась, благочестиво опустив глаза.
— Да, несомненно. Так грустно.
— Какая ирония судьбы, что вы едете в Луизиану принимать дела мужа, а раньше поехать туда не могли.
— Так бывает, — ответила вдова, неприязненно взглянув на Пилар.
— Но причина, не оставившая вам выбора, просто ужасна. Хотя держитесь вы превосходно.
— Мы делаем то, что велит нам долг, — кисло согласилась вдова. — Возникло небольшое препятствие, мешающее мне получить наследство. У моего мужа была любовница-мулатка, у которой от него две дочери, квартеронки, разумеется.
Пилар почувствовала, что краснеет. Частично причиной этому было смущение, но при этом девушка ощутила досаду, поняв, что вдова хотела поставить ее в неудобное положение.
— Как прискорбно, — это все, что она смогла сказать.
— Не правда ли? Дочерям двенадцать и четырнадцать лет. Конечно, их можно пожалеть, но им нельзя позволить завладеть тем, что должно быть моим.
— Эти отношения, очевидно, начались задолго до вашей свадьбы. Разве вы не знали о них? — Раз уж донья Луиза начала разговор на эту тему, не было ничего дурного в том, чтобы его продолжить.
— Конечно же, знала. Было бы непростительной глупостью заключить союз, не узнав прежде все о предполагаемом женихе. — Ответ был вежливо— снисходителен, но ореховые глаза женщины насмехались над попыткой Пилар ее обескуражить. Пилар притворилась, что не замечает этого. Она была убеждена, что имеет основания относиться к этой женщине враждебно. Донья Луиза явно наслаждалась своей властью над ними. Она командовала Исабель и держала при себе Энрике и Чарро, чтобы те развлекали ее и всегда были готовы сыграть с ней в карты или занять ее рассказами об Эль-Леоне.
— Тем не менее вы вышли за него, — парировала Пилар.
— Я вовсе не требую любви к себе, по крайней мере от мужа. Я хочу только обладать солидным состоянием. Это была честная сделка.
— Да?
Донья Луиза долго смотрела на Пилар. Без улыбки, сухо, она наконец спросила:
— Вам известно, что Рефухио и я были помолвлены? Пилар не знала об этом. Безмятежно глядя на донью
Луизу, она переспросила:
— Вы?
— Об этом договорились наши отцы, и мы не были против. О, мы были совсем не против. Он приходил петь под моим окном, и мое сердце разрывалось на части. Если бы я позволила, он влез бы ко мне через окно. В те дни его чувства были так необузданны и так нежны… Теперь все это в прошлом. Все закончилось, когда он вынужден был покинуть город после дуэли, на которой убил сына дона Эстебана.
— И он не пытался снова увидеть вас?
— Если вы думаете, что он мог это сделать, вы не знаете его. Его удержала гордость.
— И ответственность. И, возможно, забота?
— Что?
— Ничего, — быстро ответила Пилар. — Вы не встречались с ним?
— Я не могла. Так же, как я не могла разрешить ему влезть через окно в мою спальню. Иногда я мечтала об этом — но не могла. Я не видела его с тех самых пор, но, когда он поднялся на борт этого корабля, я сразу узнала его. Да и могло ли быть иначе?
Для подобных откровений голос женщины был слишком громок. Пилар понизила свой, как бы желая уравновесить это.
— Поэтому вы держите свое открытие и свою привязанность в тайне?
Вдовушка улыбнулась:
— Да… и я надеюсь на некое разнообразие в жизни. Путь до Луизианы долог и скучен.
— Вы не боитесь, что разнообразие может стать опасным?
— Милая моя девочка. — Вдова откинулась на спинку кресла. — Уж не пытаетесь ли вы напугать меня?
— Нет, что вы, — ядовито ответила Пилар. — Я только думаю, что может произойти, если еще кто-нибудь узнает то, что известно вам.
— Я могу сразу выдать Рефухио и поклясться, что сама была введена в заблуждение.
Пилар пронзила странная боль.
— Неужели вы действительно сделаете это? Возможно, его надо предупредить.
— Какой вы ребенок, дорогуша! Рефухио прекрасно все знает и ничего иного не ждет.
— Разве это хорошая сделка?
Донья Луиза одарила ее безмятежной улыбкой:
— Пока она мне нравится.
Запах духов доньи Луизы угрожал Пилар удушьем. Девушка встала.
— Вы могли встречаться при дворе с доном Эстебаном Итурбиде. Вы знакомы с ним?
— Да, разумеется. — В глазах вдовы мелькнул живой интерес. Казалось, она увидела новую возможность разнообразить свою жизнь.
— Я так и думала. — Пилар повернулась и хотела выйти из салона, неожиданно путь ей преградила Исабель. За нею стоял Балтазар, его грубое крестьянское лицо было тревожным.
— Я права? — смертельно бледная Исабель обращалась к Пилар. — Эта женщина знает?.. Знает, что…
Исабель никак не могла привыкнуть к новому имени Рефухио, забывала его и не всегда могла обращаться к нему, как следовало.
— Все в порядке. — Пилар попыталась успокоить молодую женщину. — Все хорошо.
— Но она сказала, что он пел для нее.
— Да, пел. — Вдовушка вздернула бровь.
— Он пел для меня, — объявила Исабель, — когда я была кружевницей в Кордове. Он смотрел на меня и играл мелодии, помогавшие мне быстрее плести.
Пилар была тронута мягкостью выражения лица Исабель.
— Я думала, вы были танцовщицей, — сказала Пилар.
— Что? О, да. Да, он пел и тогда. Это было еще до того, как меня хотели продать маврам и увезти в Алжир и он спас меня.
В глазах Пилар промелькнуло замешательство, но прежде чем она успела что-либо сказать, донья Луиза заявила:
— Кажется, для горничной у вас была слишком интересная жизнь.
— А вы сами, — Исабель хмуро взглянула на вдову, — разве вы не лжете? Вы уверены, что ваш муж мертв? Уверены ли хоть в том, что у вас был муж?
— Боже всемилостивый! — вскричала донья Луиза, обращаясь к Пилар. — Это создание повредилось в уме, я вижу. Это ваша горничная — разве вы не можете унять ее?
Беспокойно глядя на Исабель, Балтазар быстро взял ее за локоть.
— Пойдем, солнышко, я ведь говорил тебе, у нас много дел и ты должна мне помочь.
Исабель растерянно взглянула на него:
— Что надо сделать?
— Я покажу, — мягко и успокаивающе говорил Балтазар, не выпуская ее руки. Исабель покорно последовала за ним, и Балтазар, бросив на прощание Пилар извиняющийся взгляд, увел ее из салона.
— Прелестно, — возмущенно заявила донья Луиза.
Пилар не ответила, сосредоточенно глядя вслед удаляющейся паре. Меж ее бровей залегла морщинка. Она еще ни разу не видела Исабель в таком состоянии. Женщина была явно вне себя от страха за Рефухио. Быстро пробормотав извинения, она поспешила из салона вслед за ними.
Балтазар шел слишком быстро, чтобы его могла догнать Пилар, особенно если учесть, что она не хотела показываться им на глаза. Он увел Исабель в отведенное им помещение и задернул занавеску. Оттуда донесся осуждающий голос Балтазара и прерываемые рыданиями протесты Исабель. Пилар не могла вмешаться, даже если она была целиком на стороне Исабель, — это было бы похоже на бесцеремонное вмешательство в ссору между супругами. Она вернулась обратно на палубу.
Там было холодно и сыро, свежий ветер оставлял на губах соленый привкус моря. Пилар стояла, держась за поручни, и вглядывалась в даль до тех пор, пока ее тревога не улеглась, уступив место спокойствию. Она не могла понять, что так встревожило ее, — ведь донья Луиза, Исабель и их взаимоотношения с Рефухио ничуть ее не касались.
Она почти привыкла к корабельной качке, к постоянному скрипу снастей и пению ветра в парусах. В движении корабля, стремящегося вперед, к горизонту, было что-то гипнотизирующее ее. Мысль о том, что где-то за африканским побережьем лежат Канарские острова, куда их корабль зайдет за свежей водой и фруктами, прежде чем отправиться к новым землям, восхищала.
Прежде Пилар страшилась, что ей не понравится море, что она будет тосковать по Испании, она боялась, что заболеет, а громадное водное пространство заставит ее ощутить себя маленькой и ничтожной, плывущей в пустоте. Теперь она видела, что ошибалась. Бескрайняя ширь вокруг и открытое небо нравились ей. Они успокаивали и утешали ее, хотя мало что в сложившейся ситуации могло служить утешением.