— Все пути, которыми ведёт нас по жизни Бог, должны совершать наше освящение. По Его милости радость может сделать это в такой же мере, как и печаль. Ибо написано, что «Он смиряет тебя и посылает на тебя голод», но ещё и «питает тебя манною, чтобы ты имел жизнь из Его рук».
— Но страдание очищает подобно пламени.
— Не само собою. Преступники возвращаются с галер от вёсел и из-под бичей ещё более ожесточёнными.
Сказав это, де Безо встал, погасил пригоревший светильник, Карлос же задумчиво смотрел в пламя очага.
— Сеньор, — сказал он после долгого молчания.
Его мысли подобно подземному потоку выходили на поверхность в самом неожиданном месте.
— Сеньор, как Вы думаете, Слово Божие, которое раскрывает столько тайн, оно способно дать ответ на любой поставленный вопрос?
— Едва ли. Мы можем многое спрашивать, но ответы могут оставаться для нас непонятными. Мы получаем ответ, но часто его не понимаем, потому что наша пока ещё слишком слабая вера не дает нам для этого сил.
— Например?
— Я не хотел бы сейчас приводить примеры, — сказал де Гезо, и Карлосу показалось, что его глаза, в которые он смотрел при тусклом свете пламени очага, полны печали.
— Я не хотел бы, чтобы то, чему хочет научить меня Господь, прошло мимо моего внимания. Я хотел бы до конца понять Его волю, и исполнить её, — с большой искренностью добавил Карлос.
— Ваше желание похвально, но Вы согласны, что это далеко не всегда в человеческих возможностях? Так назовите же мне вопрос, на который Вы хотели бы получить ответ, и я Вам открыто скажу, даёт ли его по моим понятиям Слово Божие.
Карлос назвал затруднение, в котором он оказался из-за вопроса Долорес. Кто может точно обозначить тот миг, когда баркас покинул устье реки и вошёл в воды безбрежного моря? Когда Карлос поставил этот вопрос, первая большая океанская волна подхватила его жизненную ладью, и он ещё не знал, какие бури ему придётся на этих волнах испытать.
— Да, я с Вами согласен, Слово Божье ничего не говорит об очищающем пламени чистилища, — ответил де Гезо. Некоторое время оба молча смотрели в огонь очага.
— Это открытие и ещё некоторые другие, признаюсь, принесли мне большие разочарования, даже страх, — сказал, наконец, Карлос.
Он находился в том редком для человека состоянии, когда он способен облечь в слова самые неясные и мрачные движения своей души.
— Я не сказал бы, — последовал ответ, — чтобы мысль быть мгновенно перенесённым от врат смерти в непосредственную близость моего Спасителя внушала мне большие разочарования или страх.
— Как? Что Вы сказали? — воскликнул Карлос.
— Быть вне тела, у Господа, уйти из мира и быть с Христом, — это лучшая из всех возможностей, которые у нас есть.
— Так сказал святой Павел, великий апостол и мученик, мы же, мы имеем учение церкви, — едва слышной скороговоркой ответил Карлос.
— Тем не менее я осмелюсь предположить, что перед лицом всего, что Вы почерпнули из Слова Божьего, для Вас будет очень трудной задачей доказать существование огня чистилища.
— Вовсе нет, — запальчиво ответил Карлос и тотчас бросился в бой, надел свои доспехи и начал словесную потасовку со своим новым другом, который (как полагал Карлос, только из желания поспорить и для тренировки духа) изображал перед ним лютеранского противника, но немало храбрых борцов во время игры в бой находили свою погибель. При каждом новом выпаде Карлос был посрамлён и повергнут в прах. Но как мог он признать своё поражение? Даже перед самим собой, потому что вместе с падением истинности учения церкви должно было пасть ещё многое. Что станет из спасающей силы мессы, из отпущения грехов и молитв об умерших? Мало того, куда девалось само понятие о непогрешимости святой церкви?
Он продолжал отчаянно сопротивляться. Всё возрастающий ужас оттачивал его красноречие, оживлял его дух и давал остроту его памяти. Когда он увидел себя изгнанным из пределов утверждений Священного Писания и рассуждений здравого ума, он занял позиции на редутах схоластического богословия. Оружием, которым он так хорошо владел, он пользовался теперь с отчаянием погибающего и плёл хитрые сети, чтобы завлечь в них противника. Но де Гезо подхватил эту сеть ловким выпадом и разорвал её в клочья.
Карлос осознал своё поражение.
— Я больше ничего не могу сказать, — признался он, опустив голову.
— Разве то, что я сказал, противоречит Слову Божьему?
Подавив крик отчаяния, Карлос в ужасе посмотрел в глаза другу:
— Господи, пощади, разве мы лютеранские отступники?