Долорес любила детей своей обожаемой госпожи с тихой силой страстной души, у которой не было другого сокровища. Её энергия и талант сделали возможным сохранить нищенские остатки некогда большого состояния, принадлежащего теперь детям. Она окружала их всеми доступными удобствами. Но как истинная испанка, она в любой момент пожертвовала бы своим благополучием ради сохранения достоинства. Сейчас она держала в руке письмо.
— Юные господа, — начала она в официальном тоне, от которого её не могли отучить даже самые теплые чувства к детям, — у меня для вашего благородия хорошие новости. Ваш высокородный родственник, дон Мануэль в скором времени почтит ваш замок своим присутствием.
— Действительно хорошая новость! Я очень рад. Он может потом взять нас с собой в Севилью!
— Лучше бы он остался дома, моё ему на это благословение, — проворчал Карлос.
— Поедете ли Вы в Севилью, дон Хуан, — строго проговорила Долорес, — будет зависеть от того, насколько Ваш благородный дядя дон Мануэль будет удовлетворён Вашими познаниями в латыни, грамматике и прочих науках.
— За дядюшкино удовлетворение я не дам и незрелой смоквы, — малопочтительно выпалил Хуан. Я уже давно знаю всё, что должен знать благородный человек и уж точно в десять раз больше, чем сам дядюшка!
— В самом деле, — вступил в разговор Карлос и вышел из оконной ниши. — Дядюшка в грош не ставит учёного человека, если тот не имеет счастья быть его приятелем. Я слышал, как он говорил, что учёные наводнили собою мир и что они только и умеют, что делать неприятности своим близким, так что, Хуан, может быть ты и обретёшь благосклонность в его глазах.
— Сеньор дон Карлос, что это с Вашим лицом? — воскликнула Долорес, увидев царапину на его щеке.
— Это случилось, когда мы фехтовали, — заговорили разом оба.
— Я сам был виноват, — заверил Карлос.
— Я сделал неудачный выпад и задел его рапирой… Мне очень жаль, что так получилось. — Хуан обнял брата за плечи.
Долорес благоразумно удержалась от наставлений насчет большей осторожности. Она только сказала:
— Молодые господа, которые хотят стать рыцарями и капитанами, должны научиться не только раздавать удары, но и принимать их на себя.
Про себя же она подумала: «Милые мальчишки, хорошо, если бы лет через десять или двадцать вы были так же верны друг другу, как сейчас».
Глава II. Письмо монаха
Сказал добрый грузный священник, вытирая свои губы: «Пора завтракать».
Весьма почитаемый ученый и многомудрый сеньор!
Упрятанному в мрачных негостеприимных горах, мне часто служат утешением воспоминания о друзьях моей юности и о том счастливом времени, которое я провёл в пределах храма мудрости, где я вместе с Вами слушал лекции благороднейшего и наиправеднейшего грека Деметриуса, или мы вместе с Вами сидели у ног достопочитаемого патриарха Фернандо Нуньеса! Счастливы Вы, друг, что Вам позволено проводить свои дни в столь приятном обществе и в таких полезных занятиях, тогда как меня, несчастного, злая судьба и нерадивость моих друзей принуждают довольствоваться тем, что дают, вместо того, чтобы получать то, чего так жаждет моя душа. К сожалению, я вынужден влачить своё существование, исполняя самую неблагодарную на свете работу — я должен вдолбить основы человеческих знаний в глупые, крайне невнимательные детские головы, и да будет Вам известно, что учить их значит примерно то же самое, что писать на песке или на воде.
Не желая злоупотреблять Вашим ко мне вниманием, кратко сообщу Вам об обстоятельствах, которые обусловили моё здесь пребывание. В этой пустыне, если мне позволено будет так называть наш замок, пища для тела человека крайне скудна, тогда как пища духовная отсутствует вовсе. Ах! Где золотистый херес, этот ароматный нектар, с помощью которого мы привыкли обновлять наши духовные силы! Я и вспоминать не хочу наших весьма умеренных обедов! Нет, я не хочу думать о том, что когда-то мы ели прекрасное жаркое, сочные пироги и ароматные окорока из Эстремадуры, и пряную олью подриду[9]! Здесь редко видишь мясо бычка, а нежной телятины не видишь вовсе. Нашу олью готовят из мяса тощих баранов и её запивают дрянным уксусом, который вежливо величают вином, и ещё к ней подают жалкие смоквы или жареные каштаны. Потом подают сыр, твёрдый как головы тех крестьян, которые это готовят. Я всё больше познаю мудрость поговорки: «Плохой повар не может быть приятным собеседником». О, как украсил бы моё здесь прозябание бочонок хереса, нашедшего дорогу в эту пустыню по доброте моих старых друзей, как он послужил бы во благо моему здоровью и продлил бы моё бренное существование! Дом здесь ведёт старомодная, весьма кисло взирающая на мир дуэнья[10], она властвует над всем, что есть в этих жалких развалинах, но в изобилии только чванство и нищета.
9
Олья подрида — испанское блюдо, популярное в Кастилии и Галисии, тушёное с овощами мясо. Известно со времён Средневековья как блюдо, которое могли себе позволить только богатые.