Сам дон Мануэль едва ли испытывал от путешествия большее удовольствие, чем матушка Долорес, но он считал своим долгом время от времени посещать своих юных родственников, чтобы удостовериться, что они ни в чём не испытывают недостатка.
Единственным во всём обществе, кто действительно испытывал от посещения гостей удовольствие, был фра Себастьян, добродушный, легкомысленный брат- послушник, который был лучшего воспитания и более тонкого вкуса, чем остальные члены его ордена. Он любил хорошо поесть и выпить, любил многословно порассуждать и почитать что-либо занимательное, не очень при этом любя углубляться в отвлечённые размышления.
Он тотчас был утешен, когда по прибытии дона Мануэля улучшилось качество подаваемых блюд. При этом скоро исчез столь естественный страх, что опекун его воспитанников проявит неудовольствие по поводу их неудовлетворительных успехов в учёбе. Он очень скоро понял, что это мало беспокоит дона Мануэля. Тот хотел только того, чтобы через два или три года они были способны приступить к учёбе в университете, в Комплютуме или в Саламанке, где они должны были оставаться до тех пор, пока один из братьев не пойдёт на военную службу, а другой посвятит себя церкви.
Что касается Хуана и Карлоса, то они безошибочным инстинктом детства чувствовали, что дон Мануэль не испытывает к ним искренней любви. Хуан испытывал больший, чем это было необходимо при данных обстоятельствах, трепет перед проверкой его знаний. Карлос, который внешне был к своему опекуну очень почтителен, в душе презирал его, потому что тот не знал латыни и не мог прочесть по памяти ни одной из баллад Сида.
На третий день своего пребывания в Нуере, после трапезы, дон Мануэль уселся в большое резное кресло и подозвал своих племянников. Он был высокий дородный человек с продолговатой головой, тонкими губами и острой бородкой. Костюм его был из тончайшей шерсти оливкового цвета с бархатными отворотами. Всё в нём было основательно, богато, без всяких излишеств. Держался он с величайшим достоинством, может быть даже величественно, как подобает человеку, который решился достичь наибольших высот в обществе, как ему уже удалось добиться большего богатства.
Начал он с Хуана, которому он серьёзнейшим образом объяснил, что его отец из-за своего неразумия не оставил ему ничего, кроме этих развалин на каменном склоне. Выслушивая это, мальчик пожимал плечами, глаза его метали молнии, он прикусил губы, чтобы не сказать какую-нибудь дерзость. Дон Мануэль между тем продолжал говорить о том, что благородное ремесло военного откроет для него путь к славе и счастью. Эти слова нашли отклик в душе мальчика, он поднял голову и быстро сказал:
— Да, дорогой дядюшка, я охотно стану солдатом, как мой отец!
— Хорошие слова! Когда ты достигнешь соответствующего возраста, я употреблю всё своё влияние, чтобы ты получил хорошее место в армии Его Величества. Я очень надеюсь, что ты добавишь славы своему древнему роду!
— Можете положиться на меня, — медленно и торжественно проговорил Хуан, потом поднял голову и продолжил скороговоркой, — кроме имени Хуан отец также дал мне имя Родриго, которое носил и Сид Кампеадор; наверное отец хотел показать…
— Замолчи мальчишка, — перебил его дон Мануэль, прервав тем самым единственные откровенные слова, которые Хуан когда-либо произносил в его присутствии.
Он сделал это с тем же хладнокровием, с каким крестьянин грубым башмаком давит в траве светлячка. Имя Родриго тебе дали не в честь твоего Сида или прочих героев пошлых романов. Твой отец назвал тебя так в честь какого-то своего сумасшедшего друга, о котором надо стараться знать как можно меньше.
— Друг моего отца был добр и благороден, как и он сам, — с гордым вызовом ответил Хуан.
— Молодой человек, — высоко подняв брови, строго ответил дон Мануэль, удивлённый смелостью Хуана. — Знай и помни, что в разговоре со своим опекуном тебе должно быть вежливым и скромным.
С благородной холодностью он отвернулся и обратился к Карлосу:
— Что касается тебя, племянник Карлос, я с радостью слышу о твоих успехах в учёбе. Брат Себастьян хвалит твой острый ум и хорошую память. Думаю, что тебя ждёт меньше сабельных ударов, чем твоего брата. Служба святой матери церкви будет тебе впору, как перчатка. Позволь мне сказать тебе, мой мальчик, ибо ты уже достаточно взрослый, чтобы это понять — это достойная добрая служба. Служители церкви хорошо едят и пьют, они мягко спят, служители церкви проводят свои дни за счётом золота, за которое другие работают и проливают кровь. Для тех, кто желает занять ступеньку повыше, существуют богатые приходы и как знать, в конце концов, тебя может быть ждёт место епископа с твёрдым доходом в десять тысяч дукатов, которые ты можешь по своему усмотрению держать в казне, прокутить, или отдать в рост.