Он поднимался по винтовой лестнице без излишней осторожности, нисколько не стыдясь своего поступка — ни у кого не было права ему помешать. Он добрался до башни, никого так и не встретив на пути, но едва он ступил на лестницу, ведущую на верхний этаж, как он услышал очень негромкий голос:
— Кто там?
Это был голос Гонсальво. Хуан ответил:
— Это я, дон Хуан.
— Ради Бога, войди!
Частная беседа с умалишённым по общим понятиям не являлась чем-то привлекательным, но Хуан не знал страха. Он вошёл и был потрясён столько сильно переменившимся внешним видом кузена. Взлохмаченная грива чёрных волос в беспорядке спадала на подушку. Большие лихорадочно сверкающие тёмно-карие глаза, словно факелы, горели на смертельно бледном исхудавшем лице. Он полулежал на ложе, прикрытый расшитым одеялом и небрежно одетый поверх измятой рубашки в широкий жилет.
В последнее время кузены отнюдь не были друзьями, но увидев его, Хуан почувствовал неподдельное сострадание. Он протянул ему для приветствия руку, но Гонсальво не прикоснулся к ней.
— Если бы ты всё знал, — проговорил он, — ты заколол бы меня кинжалом, несмотря на то, в каком виде я здесь перед тобой лежу, и поставил бы точку на этой несчастнейшей под Божьим небом жизнью.
— Я боюсь, ты очень болен, кузен, — ласково ответил Хуан, ибо он принял его слова за бред больного воображения.
— Я от бёдер и до кончиков пальцев на ступнях омертвел. Это Божья кара, а Бог справедлив.
— Твой врач не даёт тебе надежды на выздоровление?
С какой-то долей своего прежнего едкого сарказма Гонсальво ответил с коротким смешком:
— У меня нет никакого врача.
«Наверное, это одна из его навязчивых идей, — подумал Хуан, — или же в отсутствие Лосады он с присущим ему упрямством отказался призвать другого».
Вслух же он сказал:
— Это твоя ошибка, кузен Гонсальво, ты не должен отказываться от дозволенных средств. Сеньор Сильвестер Арето очень знающий врач, ты вполне можешь довериться его рукам.
— Против этого есть всего лишь одно маленькое возражение — мой отец и мои братья его сюда не допустят.
Хуан не сомневался, как следует воспринять это утверждение, но в надежде хоть что-то узнать о брате он переменил тему разговора:
— Когда это с тобой случилось? — спросил он.
— Затвори осторожно дверь, тогда я тебе всё расскажу, о, ступай полегче, иначе проснётся моя мать и разлучит нас. Она после своего ночного бдения спит в комнате ниже этой, и тогда мне придётся всю мою вину и весь мой ужас взять с собой в могилу.
Хуан поступил, как он просил, и сел рядом с ложем своего кузена.
— Садись так, чтобы я видел твоё лицо. Видишь, я даже этого не боюсь. Дон Хуан, я виновник гибели твоего брата!
Хуан побледнел.
— Если бы я не был уверен, что ты лишён рассудка, то…
— Я не умалишённее, чем ты, — перебил его Гонсальво, — но я был им, до той самой страшной ночи, когда Бог разбил моё тело. После этого я опять обрёл рассудок, и я теперь всё прекрасно понимаю, но… я понял всё слишком поздно.
— Как мне это понимать? — Хуан приподнялся с места, голос его был размеренно спокоен, но глаза сверкали, как у тигра, — я должен понимать это так, что ты сделал на моего брата донос? Если это так, то благодари Бога, что ты лежишь здесь совершенно беспомощный.
— До такой низости я всё-таки не докатился, у меня не было против него злых намерений, но я на его погибель задержал его здесь. Он был готов к побегу и успел бы уйти до прихода алгвазилов.
— Хорошо для нас обоих, что твоя вина всего лишь эта. Но ты не можешь ожидать, что я в состоянии тебя простить — пока ещё нет.
— Я не ожидаю прощения от человека, — сказал Гонсальво, который отверг мысль повторить перед Хуаном великодушные слова Карлоса.
Убедившись в полной вменяемости кузена, Хуан переменил тон, хотя занятый только мыслями о брате, не мог пренебречь тем, как он к этому убеждению пришёл.
— Но почему ты задержал его? Как ты вообще узнал, что он замышляет побег?
— У него было надёжное убежище, приготовленное дружеской рукой, я не знаю, чьей. В полночь он хотел туда уйти. В этот же час хотел уйти и я, — он осёкся на миг, но потом, видно решившись, продолжил скороговоркой, — чтобы всадить своему врагу в сердце кинжал. Мы встретились на лестнице и доверили друг другу свои планы.
Он через мольбу и различные доводы пытался отговорить меня от исполнения того, что казалось ему тяжёлым преступлением. Прежде чем мы закончили спор, Бог возложил свою десницу на меня… и пока дон Карлос, такой бесстрашный и добрый — говорил мне слова утешения — пришли алгвазилы и взяли его…