Но настоятель, наконец пришедший в себя от безграничного изумления невиданным бесстрашием подсудимого, вмешался в разговор:
— Владыка мой, Ваше преосвященство, не дадите ли мне возможность пояснить заключённому, сколь добра и снисходительна святая инквизиция к раскаявшемуся отступнику, и равно не оставить его в неведении касательно печальных последствий, к каковым приводит неразумное упорство и упрямство.
Мунебрега кивком головы выразил своё согласие и небрежно откинулся на спинку своего кресла — эта часть разбирательства не представляла для него интереса. Никто не смог бы усомниться в добросовестности, с которой настоятель предупреждал узника об участи, грозящей нераскаявшемуся еретику. Ужасы смерти в пламени костра и невыразимо более ужасное пламя вечное, неугасимое, — вот что составляло содержание его речи. Если она и не была абсолютно убедительной, то всё же имела то преимущество, что была внушена с убеждённостью.
— Но к раскаявшемуся грешнику, — закончил он, и суровые черты его лица несколько смягчились, — Бог всегда проявляет милосердие, и Его святая церковь тоже.
Карлос слушал его молча, опустив глаза. Когда доминиканец умолк, он медленно поднял ресницы и остановил взгляд на лице настоятеля:
— Я не могу предать своего Спасителя, — не слишком громко ответил он, — я в Ваших руках, Вы можете делать со мной, что хотите… но Бог могущественнее Вас…
— Хватит! — закричал вышедший из себя Мунебрега и позвонил в колокол.
Через мгновение появился алькальд и увёл Карлоса обратно в камеру. Как только они вышли, Мунебрега обратился к настоятелю:
— Ваша обычная прозорливость подвела Вас на этот раз, господин аббат. Это ли тот молодой человек, о котором Вы утверждали, что несколько месяцев одиночного заключения будет достаточно, чтобы сделать его податливым, как воск, и гибким как тростник. Вместо этого мы видели отпетого еретика, не хуже Лосады, де Ареллано или этого Хулио!
— О нет, Ваше преосвященство, я не разуверился в нём! Он далеко не так твёрд, как может показаться с виду. Дайте ему время, и если обходиться с ним частью строго, частью милостиво — я надеюсь на милость пресвятой девы Марии и на заступничество святого Доминика — мы будем иметь в его лице смиренного кающегося!
— Я с Вами согласен, святой отец, — вмешался фискал, — возможно, что он сразу же сознался лишь потому, чтобы избежать допроса с пристрастием. Многие из них боятся этого сильней самой смерти.
— Да, Вы, пожалуй, правы, — быстро ответил Мунебрега.
Писарь оторвал взгляд от своих бумаг:
— Как угодно вашим святейшествам, я думаю, его происхождение делает его таким бесстрашным. Он же Альварес де Менайя!
— Смотрел бы ты в свои протоколы и в свою чернильницу, законник, — раздражённо ответил Мунебрега, — твоё дело записать то, что говорят более мудрые люди, а не блистать остроумием самому!
Было общеизвестно, что кардинал инквизиции не мог похвастаться чистой голубой кровью, — по той причине несчастный писарь и навлёк на свою голову святейший гнев.
Иногда последствия различных причин удивительнейшим образом совпадают. Что исходит из слабости, может мгновенно обернуться силой. Более решительный человек, чем Карлос Альварес при данных обстоятельствах может быть стал бы бороться за свою жизнь, и оспаривал бы каждый отдельный пункт обвинения, и каждое, даже самое малое противоречие повернул бы себе на пользу, или вынудил бы своих судей доказать его вину. По такому пути Карлос пойти не смог. Ему, человеку высокоодарённому, изнеженному и утончённому, было легче самому броситься навстречу мукам и гибели, чем ожидать их или сопротивляться им, когда заведомо известно, что избежать их невозможно.
Карлос был бы удивлён, если бы узнал, какое впечатление он произвёл на членов святого правосудия. Сам он считал, что его свидетельство было сделано в большом бессилии, но всё-таки он засвидетельствовал свою веру в
Господа, и поскольку это свидетельство бесповоротно лишило его милости неправедного суда, то оно оказалось для него своего рода поручительством заступничества свыше. Он увидел, что не покинут Богом, и что Его сила действует в нём. Он мог теперь подтвердить слова псалмопевца: «Когда я воззвал к Тебе, Ты услышал меня и укрепил душу силой». С этого часа он более чем когда-либо чувствовал близость Христа.
Было хорошо, что у Карлоса было это сильное утешение, ибо стеснение его было велико. За первым последовало два новых допроса, и оба раза Мунебрега принимал в них более действенное участие, чем в первом. Инквизиторам было очень важно найти доказательства вины фра Константина, который до сих пор стойко уклонялся от их стараний заставить его признать свою вину. Они считали, что дон Карлос Альварес будет им в этом смысле полезным, тем более, что в его бумагах нашли рекомендательное письмо, написанное бывшим канонником университета.