Между тем в Португалии машина инквизиции пожирала тела, захваченные ее зубцами.
И здесь, хоть и меньше, чем в Испании, мы находим писателей среди жертв инквизиции.
Родом из Лиссабона, Иегуда Абарбанель, по прозвищу Леон-Еврей или Леон-Врач, представляет тип еврейского ученого времен Возрождения. Врач, философ, советник королей, сочинивший по-итальянски свои знаменитые «Диалоги о любви»[93], а по-древнееврейски — стихи, этот двуязыкий писатель интересует нас скорее как человек, брошенный в ужасы инквизиции, которая наносила сильнейшие удары евреям именно в эту эпоху. Изгнание иудеев из Испании и Португалии, насильственное крещение «еретических» детей непосредственно затронули этого эрудита, который в другое время спокойно занимался бы неоплатоновской философией.
Сын Исаака Абарбанеля, знаменитого еврейского ученого и министра, возведенного в княжеское достоинство при португальском короле Альфонсе V, Иегуда родился между 1460 и 1465 годами, незадолго до установления инквизиции. Как и отец, он получил превосходное для того времени образование и стал знатоком в области греческой и арабской философии, схоластики и медицины.
Среди заговоров и переворотов при королевских дворах, Абарбанели жили между славой и гибелью. После смерти Альфонса V, покровительствовавшего Исааку, новый король Жоан II стал их преследовать. Подозреваемый в участии в заговоре грандов против короля, Исаак вынужден был бежать из Лиссабона в Севилью, куда вскоре приехали к нему три его сына: Иегуда, Иосиф и Самуэль. Абарбанели поступили на службу к испанскому королю. В царствование Фердинанда Католического Исаак состоял советником, а Иегуда — врачом при короле и королеве. В эти годы Иегуду уже звали Леон: это имя было не так ненавистно благочестивым католикам, как Иуда. К тому же в библии символом колена Иудина являлся Лев, по-латыни Лео (Leo), пo-испански Леон (Leon).
За год до изгнания иудеев из Испании у Иегуды родился сын. В роковой 1492 год, «когда сыны рассеяния изгонялись из Сефарада[94]», Фердинанд старался удержать при себе своего врача-еврея, знаниями которого он дорожил. Он готов был сделать для Иегуды исключение, даровать ему жизнь, оставить его в Испании, сохранить за ним высокий пост, но при одном условии: ребенок Иегуды должен быть окрещен.
Абарбанель решительно отверг это предложение. Между тем, чтобы Иегуда не бежал, король решил похитить его сына. Иегуда узнал об этом. Глухой ночью он отослал ребенка с няней в Португалию, как будто его сын —«украденная им вещь». Сам же, спасаясь от погони, прорвавшись сквозь заставы, он бежал в Неаполь, где уже находились его отец и братья. В королевстве Неаполитанском его отец получил звание советника при короле Фердинанде II, а сам он сделался придворным врачом. Наперекор всем преследованиям и бедствиям, слава Абарбанелей еще не закатилась. Иегуда посещал итальянские академии, участвовал в диспутах и, по его словам, торжествовал над всеми христианскими учеными.
Но жестокая печаль терзала сердце великого Иегуды: чтобы спасти ребенка от кастильского короля, он отправил его в Португалию; и вот португальский король, узнав о бегстве Иегуды, задержал ребенка, обрекая отца на разлуку с сыном. После смерти этого португальского фанатика его наследник, по примеру своего испанского собрата, издав декрет об изгнании евреев из Португалии, приказал насильственно крестить евреев и их детей. Маленький Абарбанель не избег общей участи: его окрестили (а крещение часто было равносильно вечной разлуке между некрещеными родителями и крещеными детьми). Он остался в плену у португальцев.
Разлученный с сыном, мудрец Леон-Врач, князь Иегуда, в своей «Элегии о Времени» испускает стоны и вопли, как животное, лишенное своего детеныша. «В смятении моем, дал я ему попасть в сети, из огня бросил я его в пламя костра!» — отчаянно восклицает он. Время обратило его в наемника и кочевника, «заставило его бродить на краю земли». Двадцать лет уже не отдыхают его «кони и колесницы». Время рассеяло дорогих ему людей «по Северу, Востоку и Западу». Его сыну уже двенадцать лет, и до сих пор он не свиделся с ним. Он мечтает не только увидеть его, но и передать ему в наследство свои знания и мудрость предков,
93
Диалоги о любви — плод эрудиции и образец схоластики — в свое время имели большой успех. Это сочинение упоминали Монтэнь, Сервантес и Ронсар. У Абарбанеля были и поклонники и враги. В своих любовных стихах Ронсар высмеивает «Леона-Еврея» и намекает на еврейский обряд обрезания:
В «Дон Кихоте» Сервантес упоминает «Диалоги» как известное итальянское сочинение. По словам Сантино Карамелла, итальянского ученого нашего времени, испанские и португальские поэты, и среди них Камоэнс, также читали и любили Абарбанеля. Переведенные на испанский язык историком Гарсиласо де ла Вега эль-Инка «Диалоги» были запрещены цензурой инквизиции в Испании.
В наше время «Элегия о времени» волнует нас больше, чем длинные «Диалоги» между Филоном и Софией. «Диалоги» — только ловко сотканная мертвая паутина. «Элегия» — живая израненная плоть.
Впервые «Элегия» была напечатана по рукописи ученым Кармоли (Carmoly) в 1857 г. В вольном переводе на итальянский язык, белыми стихами, она появилась как дополнение к книге «Dialoghi di Amore», с предисловием и примечаниями Сантино Карамелла (Bari, 1929). Пользуясь этим итальянским текстом, я переложил «Элегию» на французский язык в моей книге «L’Inquisition» (Edition Rieder, Paris 1934), сократив поэму, но сохранив синонимические образы и анафоры. Подлинник перегружен повторениями мыслей и образов, вариациями на одну и ту же тему. Но его длинноты соответствуют как общевосточному стилю повествования (это своего рода арабские письмена), так и духу времени. Вспомним, что в XVI и XVII веках авторы и читатели любили длиннейшие поэмы. Камоэнс и Агриппа д’Обинье также злоупотребляли длиннотами.
94
Сефарад — по-еврейски Испания. Сефардим или сефарды — испанцы. Отсюда это общее название для потомков испанских и португальских евреев в Европе, Африке и Азии.