Как влюбленный Соломон тоскует по Суламифи, Иегуда изнывает по своем сыне. Как евреи в вавилонском плену, он отказывается в своей скорби от пения и хочет повесить свою арфу на ивы. Как «Ночь» Микельанджело[95], он спит, и сон ему сладок: во сне он видит своего ребенка. Мы не знаем, удалось ли ему увидеться с ним наяву.
«Я хотел бы жить в пустыне!» — восклицает он, изнеможенный своей блистательной жизнью.
Между тем в Неаполе Абарбанели тоже не обрели покоя. После падения арагонской династии они опять вынуждены были бежать, но Иегуда все же возвратился в этот город.
Старый Исаак поселился в Венеции, где продолжал работать над своими сочинениями. Его книги на древнееврейском языке печатались в Константинополе. Иегуда помогал ему, истолковывая его тексты: он писал по-древнееврейски к ним предисловия в стихах.
Его «Элегия о Времени» построена на своеобразном сложном ритме с несколькими цезурами в каждой строке, характерном не для библейского, а для средневекового периода еврейской поэзии. В ней несколько сот строк, и все они связаны сквозной мужской рифмой на би. Эта «Элегия» напоминает нам « Tristia» Овидия, который в изгнании тосковал по Риму, как Абарбанель — по сыну. В ней вызваны образы библейских пророков и слышатся отголоски псалмов, книги Иова и «Песни песней». В ней много длин-нот, но много и подлинной поэзии.
Эта автобиография в стихах является своего рода историей «треволнений Израиля».
В ту же эпоху Самуэль Ускэ подвел итоги этих «треволнений» за много веков и посвятил ряд страниц событиям в Испании и Португалии. Эти трагедии, естественно, привели к «утешению», которое и послужило заглавием этого труда.
В XVII веке марран Антонио Серран де Красто писал сатирические и вольнодумные стихи. Как свободный мыслитель, он осмелился даже высмеять некоторых святых. К нашему удивлению, до шестидесяти лет он жил благополучно: инквизиция почему-то его не беспокоила.
Но вот он брошен в тюрьму. Чтобы забыть свои страдания в застенке, он развлекается игрою слов: сочиняя длинную поэму «Крысы инквизиции», он жонглирует в десятистишиях этими «крысами», которые, по-видимому, беспокоят его в тюрьме.
После десятилетнего тюремного заключения Серран выходит на свободу, что не часто случается с узниками инквизиции. Его имущество конфисковано. Он нищий. Ему приходится жить подаянием от своих друзей.
Но что это в сравнении с другими его бедами? Он почти ослеп. А до того, как он потерял зрение, священный трибунал заставил его присутствовать при казни сына, удушенного и сожженного в аутодафе. Когда-то весельчак и насмешник, Серран кончил свою жизнь в печали Иова.
Его стихи в письме к одному другу сообщают нам об этом существовании:
Старая тема — жизнь в смерти, смерть в жизни, ни жизнь, ни смерть — появляется в послании этого живого трупа.
В аутодафе, в котором погиб сын Серрана, в числе четырех «отпущенных» значился юрист и ученый богослов Мигэль Энрикес да Фонсэка. Обвиненный в иудействе, он сначала был подвергнут пыткам. Едва его вывихнутые кости были вправлены, как он отрекся от всего, в чем «сознался». Он письменно изложил основы своего «еретического» мировоззрения и даже вступил в спор на богословские темы с ошеломленными инквизиторами. Опять его подвергли пыткам, опять муки вынудили его «сознаться». Показания и опровержения, стоны и доводы против инквизиции чередовались в этом процессе. Обвиняемый отказался от защитников. Он хотел бороться с инквизиторами, убедить и обратить их. Это был опасный спорщик. Наконец, чиновники подвесили его на дыбу и бросили с высоты, чтобы переломать ему кости. Перенесенный из застенка обратно в тюремную камеру, обвиняемый опять опроверг свои показания и заявил, что, если инквизиторы хотят сделать из него христианина, они должны представить ему более убедительные и веские доводы. Когда ему дали подписать бумагу с печатями «Святейшей инквизиции», он отказался подписываться, пока слово «Святейшая» не будет вычеркнуто. Мигэля Энрикеса сожгли заживо[96].
Еще значительней судьба Антонио Жозэ да Сильва. Автор комедий-оперетт, этот потомок марранов невольно стал героем трагедии собственной слишком короткой жизни. За пятьдесят лет до Великой французской революции, тридцати четырех лет от роду, он погиб в аутодафе.
95
«Ночь» Микельанджело. — знаменитый скульптор (1475—1564) известен еще своими стихотворениями. К «Ночи», одной из своих статуй, после поражения его родной Флоренции, он написал четверостишие. Эта «Ночь» говорит: «Мне сладок сон, и еще сладостней быть камнем; пока длится беда и позор, — не видеть, не чувствовать — для меня счастье; так не буди меня, увы! говори тише! »
96
Мигэля Энрикеса сожгли заживо. — В том же аутодафе предстало больше семидесяти осужденных мужчин и сорок женщин.