– Лейша, – произнесла Алиса с чувством. – С днем рождения!
– Ты меня опередила!
– Ужасно, – сказала Алиса. – Шестьдесят семь лет.
Женщины посмотрели в глаза друг другу: Лейша – стройная и прямая, в белых шортах и маечке, и Алиса – опирающаяся единственной рукой с выступающими венами на спинку кровати.
– С днем рождения, Алиса.
– Лейша! – заявила Стелла командным голосом. – У тебя совещание по интеркому в девять, поэтому поторопись...
Алиса еле слышно пробормотала:
– Бедный Джордан...
– Ты же знаешь, ему это нравится, – так же тихо ответила Лейша и пошла в конференц—зал.
Репортер немало удивил Лейшу: долговязый подросток с острыми локтями и плохой кожей, одетый, должно быть, по последней молодежной моде: шорты в форме воздушного шара и пластиковая блуза, обшитая крохотными висюльками в виде скутеров – красными, белыми и голубыми. Он опасливо примостился на краешке стула, а Эрик с Сетом плясали вокруг него, играя на флейтах и ужасно фальшивя. Лейша выпроводила своих внучатых племянников и уселась напротив парня.
– Какую сеть "новостей" вы представляете, мистер... Кавенау?
– Сеть моей средней школы, – выпалил он. – Я не сказал об этом той леди, когда договаривался о встрече.
– Разумеется, – сказала Лейша. Забавно. Впервые за десять лет она согласилась дать интервью, и репортер оказался школьником. Сьюзан оценила бы подобную иронию по достоинству.
– Ну так начнем, – произнесла Лейша. У мальчика прямо—таки на лбу написано, что он никогда не разговаривал с Неспящими. Но никакой зависти паренек не испытывал.
Он оказался более организованным, чем можно было судить по его виду.
– Мама говорит, что раньше ишаки и даже Жители ненавидели Неспящих. Почему?
– А почему ты к ним нормально относишься?
Казалось, его искренне удивил этот вопрос. Он нахмурился, потом искоса взглянул на Лейшу.
– Ну, я не хочу оскорбить вас, или что—нибудь еще, но... с чего бы мне вас ненавидеть? Именно ишакам – Неспящие ведь в некотором смысле просто суперишаки, не так ли? – приходится трудиться в поте лица. Мы, Жители, только получаем удовольствие от плодов их труда. Знаете, – выпалил он в порыве откровения, – я всегда недоумевал, как ишаки этого не понимают и терпят НАС.
– Plus ca change, plus c'est la meme chose [чем больше все меняется, тем больше все остается по—прежнему (фр.)].
– Что вы сказали?
– Ничего, мистер Кавенау. А в вашей школе есть ишаки?
– Не—а. У них свои школы.
Лейша, конечно, об этом знала. Теперь общество Соединенных Штатов состояло из трех слоев: неимущие, которые благодаря таинственному гедонистскому наркотику философии Подлинной Жизни получили в дар праздность. Жители, восемьдесят процентов населения, отбросившие этику труда ради безвкусной общепринятой формулировки аристократов древности: удачливым работать нет необходимости. Над ними – или под ними – находились ишаки: Спящие с улучшенным генотипом, который приводил в действие экономические и политические механизмы под диктовку новоиспеченных бар. Роботы ишаков трудились денно и нощно. И наконец, Неспящие. Вся эта трехслойная организация покоилась на дешевой и общедоступной И—энергии, которая позволяла выделять щедрое Пособие, обеспечивала хлебом и зрелищами избирателей. Лейша подумала, что только воистину американская структура умудряется сочетать демократию с материализмом, посредственность с энтузиазмом, власть – с иллюзией управления снизу.
– Скажите, мистер Кавенау, как вы с друзьями используете свободное время?
– Используем? – удивленно переспросил юноша.
– Да. Например, сегодня. Что вы будете делать, когда закончите записывать интервью?
– Ну... занесу его учителю.
– Он Житель или ишак?
– Конечно, Житель, – ответил мальчик с легким упреком. Акции Лейши стремительно падали. – Потом, возможно, почитаю до полудня, пока не закончатся занятия, – я уже почти научился. Это довольно бесполезное занятие, но мама заставляет. В полдень начнутся гонки на скутерах...
– Кто их оплачивает и организует?
– Наш член законодательного собрания, Кэти Миллер. Вот она – ишак.
– Конечно.
– После одни мои приятели устраивают брейни – вечеринку, наш конгрессмен передал что—то новенькое из Колорадо или еще откуда—то, а потом я хотел бы посмотреть головидео...
– Как оно называется?
– "Тамарра из марсианских морей". Вы будете смотреть? Это агро.
– Возможно, – ответила Лейша. Мойра, дочь Алисы, эмигрировала в одну из марсианских колоний. – Вам известно, что на Марсе нет никаких морей, не правда ли?
– Неужели? – спросил он равнодушно. – Еще мы с приятелями собирались поиграть в мяч, потом я, наверное, трахнусь со своей девушкой. Если успею, съезжу к родителям в загородный домик, они устраивают танцы. Мисс Кэмден! Я сказал что—то смешное?
– Извините, – задыхаясь проговорила Лейша. – Ни у одного аристократа прошлого не было такой насыщенной светской жизни.
– Ага, ну я ведь агроЖитель, – скромно ответил мальчик. – Но я должен задавать вам вопросы. Чем занимается фонд, которым вы управляете?
– Он изучает проблемы нищих и субсидирует тех, кто хочет изменить свою жизнь.
Парень выглядел озадаченным.
– Если вы бы захотели стать ишаком, – сказала Лейша, – то Фонд Сьюзан Меллинг послал вас в школу и финансировал обучение.
– С чего бы мне этого хотеть?
– Действительно? – согласилась Лейша. – Но некоторые не прочь.
– Я таких не знаю, – решительно парировал мальчик. – По—моему, это довольно глупо. Скажите, зачем вы содержите фонд?
– Потому что, – со свойственной прямотой ответила Лейша, – сильные должны помогать слабым. Наше общество только ступень, а не результат, и признавая за непродуктивными такую же индивидуальность, как и твоя собственная, можно исполнить долг перед испанскими нищими.
Парень, конечно, ничего не понял. Но не переспросил. Он встал, собрал свою аппаратуру с явным облегчением и протянул руку.
– Учитель сказал, что четырех вопросов достаточно. Спасибо, мисс Кэмден.
Она пожала ему руку. Такой вежливый мальчик, чуждый зависти или ненависти, такой довольный. Такой глупый.
– Спасибо вам, мистер Кавенау. За то, что удовлетворили мое любопытство. Можно задать еще вопрос?
– Конечно.
– Если ваш учитель запустит это интервью в сеть школьных "новостей", будет ли кто—нибудь его смотреть? – Он отвел глаза; Лейша поняла, что ему не хочется огорчать ее. – А вы вообще смотрите "новости", мистер Кавенау? Теперь он прямо взглянул на женщину. Похоже, вопрос шокировал.
– Конечно! Вся наша семья смотрит! Иначе родители не узнали бы, какой из ишаков даст нам больше других за наши голоса.
– А! – заметила Лейша. – Американская Конституция в действии.
– А в следующем году будет трехсотлетие, – с гордостью произнес мальчик; все Жители были патриотами. – Ну, еще раз спасибо.
– Вам спасибо, – ответила Лейша. Суровая Стелла проводила парня к выходу.
– Лейша, связь по интеркому через две минуты, а сейчас...
– Стелла, сколько заявок обработал фонд в этом квартале?
– Сто шестнадцать, – Стелла вела всю документацию фонда, в том числе финансовую.
– На сколько процентов меньше, чем в прошлом квартале?
– На шесть.
– А с тем же временем в прошлом году?
– На восемь. Ты это знаешь.
Конечно. Если бы фонд работал с прежней нагрузкой, Стелле не пришлось бы изобретать для нее занятия. Должно быть, Стелла прочитала мысли Лейши и неожиданно сказала:
– Ты могла бы вернуться в юриспруденцию. Или написать еще одну книгу. Или основать еще одну корпорацию, если бы захотела конкурировать с ишаками.
– С ними соревнуется Убежище, – мягко ответила Лейша. – А новый экономический порядок все равно основан на высококачественном уровне жизни. Так мне только что сказал один молодой человек. Отстань, Стелла, у меня сегодня день рождения. Что там за шум?
– Какой—то ребенок вопит что есть мочи, требуя только тебя и больше никого.
– Ребенок—Неспящий? – разволновалась Лейша. Иногда все еще встречались нелегальные генемоды. Ребенок постепенно осознавал, что гонки скутеров, головидео и брейни—вечеринки почему—то привлекают его меньше, чем друзей. Потом он случайно узнавал о существовании Фонда Сьюзан Меллинг, обычно от одного из добрых ишаков, и решительно пускался в пугающее путешествие в поисках себе подобных. Принимать таких детей или даже взрослых Неспящих у себя, помогать им стать на ноги было самым большим наслаждением для Лейши в течение двух с половиной десятков лет жизни в этой оторванной от мира пустыне.