– Ты хочешь стать ишаком?
Мальчик нахмурился:
– Нет, но мне придется с этого начать, правда?
Робот вернулся. Дру жадно поглядел на еду. Лейша сделала приглашающий жест, и он набросился на пищу, как голодный щенок.
– Когда ты ел в последний раз?
– Вчера утром.
– Твои родители знают, где ты?
Дру подобрал крошку и сунул в рот.
– Маме все равно. Она теперь пропадает на брейни—вечеринках. Папа умер. – Последние слова он произнес хриплым голосом, глядя на Лейшу в упор своими зелеными глазами. Лейша сняла со стены трубку компьютерной связи.
– Им нельзя позвонить, – сказал Дру. – У нас нет терминала.
– Я собираюсь выяснить кое—что о тебе, Дру. Где именно в Луизиане ты живешь?
– В Монтронс—Пойнте.
– Персональный биопоиск, первичные банки данных, – произнесла Лейша. – Дру, какой у тебя номер Пособия?
– 842—06—3421—889.
Монтронс был крохотным городишком Дельты с населением в 1922 человека. Школу посещало 16 процентов учащихся. Благодаря усилиям учителей—добровольцев она работала пятьдесят восемь дней в году. Дру входил в эти 16 процентов. Медицинской карточки на него не существовало, но карточки его родителей и двух младших сестер были зарегистрированы.
Выслушав информацию, Лейша сказала:
– Твои оценки даже для такой школы не слишком—то роскошны.
– Да. – Мальчик не отрывал от нее взгляда.
– И у тебя, по—видимому, нет каких—либо выдающихся способностей к спорту, музыке или к чему—то еще.
– Не—а.
– И ты не очень—то хочешь выучиться, чтобы получить работу ишака.
– Это я могу, – агрессивно сказал он.
– Фонд Сьюзан Меллинг существует для того, чтобы помогать людям добиться своей цели. Как ты представляешь свое будущее? – Абсурдно задавать такой вопрос десятилетнему ребенку. Бедному. Не особенно одаренному. Тощему. Вонючему. Спящему.
И все же – неординарному; яркие зеленые глаза смотрели на Лейшу с прямотой, недоступной большинству Спящих. Во взгляде Дру сквозила уверенность, что ему не откажут в помощи. Дру держался так, будто они с Лейшей – деловые партнеры в надежном бизнесе.
– Вы слышали в терминале, как умер мой деда, да?
– Он погиб на строительстве Убежища, – ответила Лейша.
– Папа был еще маленький. Пособие тогда почти ничего не стоило.
– Я помню, – сухо ответила Лейша.
Она ожидала, что Дру оставит ее замечание без внимания, большинство детей считали прошлое чем—то несущественным. Но, к ее удивлению, мальчик очень заинтересовался.
– Вы помните? Сколько вам лет, Лейша?
"Он не знает, как обращаться ко мне", – снисходительно подумала Лейша и вдруг поняла, в чем заключался дар малыша. Его интерес к ней был настолько пристальным, свежим и искренним, а глаза так сияли, что хотелось удовлетворить его любопытство. Он окружен безгрешностью, словно ароматом духов. Понятно, как ему удалось добраться невредимым из Луизианы в Нью—Мексико: ему помогали.
А ведь Дру всего десять лет.
– Мне шестьдесят семь.
Его глаза широко раскрылись.
– О! Вы не похожи на старую даму!
"Посмотрел бы ты на мои ступни". Она рассмеялась, мальчик тоже улыбнулся.
– Спасибо, Дру. Но ты еще не ответил на мой вопрос. Что именно ты хочешь от фонда?
– Мой папа вырос, без отца и поэтому спился, – сказал Дру, будто это могло служить ответом. – Он бил маму, бил сестер, бил меня. Но мама говорила, что, если бы дедушка был жив, папа стал бы другим человеком, добрым и хорошим. Это не папина вина, – повторил Дру. – Но я думаю, что и не моя тоже. Поэтому мне надо было выбраться из Монтронса.
– Да, но... чего же ты хочешь?
Лейша никогда не думала, что ребенок может так смотреть. Такой взгляд теперь нечасто встретишь даже у взрослого: холодная, как лед, решимость.
– Я хочу Убежище.
– Хочешь? Что ты имеешь в виду? Рассчитаться с ним? Разрушить? Причинить боль людям?
Взгляд мальчика смягчился; в нем появилось насмешливое удивление.
– Конечно, нет, дурочка, – сказал Дру. – Я хочу им завладеть.
Сигнал тревоги раздался во всех помещениях орбитального комплекса. Техники бросились к скафандрам. Матери подхватили испуганных, кричащих детей и отдали команды в терминалы дрожащими голосами. Биржа Убежища немедленно заморозила все сделки; никто не должен нажиться на катастрофе. – Выводи флайер, – скомандовала Дженнифер Уиллу Сандалеросу, уже надевшему защитный скафандр. Она натянула свой и выбежала из купола.
Уилл поднял флайер. Когда они подлетали к зоне свободного падения, вдоль центральной оси комплекса, интерком ожил:
– Четвертая панель. Это снаряд. Роботы будут через тридцать три секунды; команда техников через полторы минуты. Следите за вакуумным давлением...
– Мы не доберемся туда так быстро, – резко сказал Уилл. В его голосе Дженнифер послышалось удовлетворение. Уиллу не нравилось, что она лично кидается в опасный район. Но остановить ее невозможно.
Дженнифер увидела брешь в сельскохозяйственной панели. Роботы уже разбрызгивали над пробоиной прочный пластик. Чтобы они не улетели вместе с драгоценным воздухом Убежища в пространство, их удерживали мощными присосками. Когда роботу надо было передвинуться, присоски отключались по очереди. Грациозно вращаясь, подлетели флайеры техников, и команда, одетая в скафандры, тут же принялась распылять над посевами изолирующий герметик, пока не будет готов анализ ДНК.
Оружие как таковое еще полбеды; гораздо страшнее заражение. Не все страны на Земле запретили генетические исследования.
– Где снаряд? – спросила Дженнифер по интеркому у командира техников.
– Секция Ж. Ее уже загерметизировали. Он расколол панель, но не пробил насквозь... Это удачно; снаряд можно изучить, не забирая внутрь из космоса.
– На что похож?
– На метеорит.
– Может быть.
Дженнифер была довольна, что рядом Уилл. Иногда с ней летал Рики, и это было весьма утомительно.
Обратно через комплекс летели медленнее. Под ними расстилалось Убежище – поля и купола, дороги и электростанции, смотровые панели, постоянно очищаемые специальными крохотными роботами. Яркий искусственный солнечный свет наполнял воздух золотистой дымкой. Когда они сели, пряный запах соевых цветов, новейшего декоративно—съедобного растения, донесся до Дженнифер.
– Я хочу собрать Совет, чтобы заслушать доклад лаборатории, – сказала она Уиллу.
Ни секунды отдыха. По крайней мере в этом Коран совпадал с историей Соединенных Штатов: "И те, кто выполняет свой обет и стойко терпит неудачи, лишения и потери, – именно они и есть истинно верующие". И еще: "Цена свободы – вечное бдение".
Но у Убежища не было подлинной свободы.
Дженнифер стояла перед Советом. Рики посмотрел на мать и напрягся. Наджла уставилась в окно. Советница Эймс крепко сжала руки, лежавшие на металлическом столе.
– На сей раз отчеты лаборатории неутешительны, – произнесла Дженнифер. – Снаряд относится к метеоритам Джей—класса, что, конечно, не исключает возможности его захвата и перспективы использования в качестве оружия. Он, по—видимому, не включает в себя активных микробов, а найденные на нем споры соответствуют Джей—классу. Почва не содержит чужеродных бактерий, генетически измененных или других, которые мы могли бы идентифицировать. Возможно, они скрыты при помощи мимикрии ДНК для последующей активации генными детонаторами.
– Мать, – осторожно перебил Рики, – никто, кроме нас, не обладает таким генетическим потенциалом. И даже у нас еще случаются неувязки.
Дженнифер лучезарно улыбнулась:
– Никто из тех, о ком мы знаем.
– Мы следим практически за каждой лабораторией на Земле.
– Отметим слово "практически", – сказала Дженнифер. – На самом деле не известно, все ли они у нас под контролем, не так ли?
Рики поерзал на стуле. Этому грузному черноглазому мужчине с густыми волосами над низким лбом исполнился тридцать один год.
– Мать, это шестнадцатая ложная тревога за два года. Восемь метеоритных ударов, три пробоины. Три временных неисправности. Две спонтанные мутации микробов из—за космического излучения, с которым мы ничего не можем поделать. Один...
– Шестнадцатая, официально зарегистрированная, – возразила Дженнифер. – Ты гарантируешь, что именно сейчас в воздухе, которым ты дышишь, нет мимикрировавших на уровне ДНК микробов?