Ты спишь, мой маленький?.. В ответ натужный,
короткий всхлип оконного стекла.
И — стужа, стужа, стужа, стужа, стужа!
* * *
«Меж нами — вал войны, морей бездонней…»{102}
Перевод П. Грушко
Меж нами — вал войны, морей бездонней.
Из цветника глаза на море щурю…
А ты, Гьомар, глядишь из-под ладони
на море сухопутное — на бурю
Испании, чьи мрачные приливы
подвластны лишь Камоэнсовой{103} лире.
В разлуке нашей дни твои тоскливы.
Мне без тебя так горько в этом мире…
Пришла война, любовь смертельно раня,
и в целом мире горечь умиранья:
в костре слепом, не греющем ладони,
в желанной сладости любви бесплодной,
в навечно не раскрывшемся бутоне,
отсеченном секирою холодной.
* * *
«Вновь прошлое поет на той же ноте…»
Перевод П. Грушко
Вновь прошлое поет на той же ноте.
Вновь музыка и солнце в щелях штор,
плод золотой в окне — глядит в упор.
Голубизна в сонливом водомете…
Севилья детства, плоть от нашей плоти!
Родная, не забытая с тех пор!..
Брат{104}, не дремли, еще не кончен спор —
чьей стать ей суждено в конечном счете?
Насильнику-тевтону продал кто-то
и алчущему мавру наш оплот,
а римлянам — родных морей ворота!
Испуг и злость гнетут мой скорбный род.
Он мнет оливки до седьмого пота,
постится, жнет, поет и слезы льет!..
* * *
«Испания, от моря и до моря…»
Перевод П. Грушко
Испания, от моря и до моря
простертая, как лира… Руки злые,
окопы, рвы и щели фронтовые
ведут через поля, холмы, нагорья.
В трусливой злобе отчий край позоря,
дубы корчуют, гроздья золотые
в давильнях мнут, колосья налитые
жнут, на твоем взошедшие просторе.
Опять, мой скорбный край, опять страною,
омытой ветром и морской волною,
предатель помыкает! Все, что свято
во храмах божьих, канет в забытье!
Все, что созрело, лишь цена и плата,
все для гордыни и для дел ее!
* * *
«Отчизна-мать, заступница святая…»
Перевод Ю. Петрова
Новому графу дону Хулиану{105}
Отчизна-мать, заступница святая,
чью землю ныне затопило смертью,
ты, дерево сухое здесь сажая,
Всевышнего склоняешь к милосердью;
— Куда пойдет свершивший грех предатель?
Где сыщет он убежище земное?
Будь милосерд к изменнику, Создатель,
в любви зачатый, он рожден был мною.
Он сын и твой. Лечи его отныне
горчайшим одиночеством в пустыне;
пусть карой будет общее презренье,
пусть он в горах на дерево взберется
и, вешаясь, свой смертный грех узреет —
и ужас искупленьем обернется.
Бурьян
Перевод М. Квятковской
Макбетовские ведьмы{106}
сквозь бурьян напролом
скачут по кругу с криком:
— Быть тебе королем!
(thou shalt be king, all hail!)
И среди широкого дола:
— Пусть меня оставит удача! —
восклицает идальго добрый.
— Пусть оставит меня удача,
мне останется сердца доблесть!
И под этим солнцем, что светит
по ту сторону времени явленного
(кто поймет, что это — корона
Макбета окровавленного?),
вещие чародеи
чистят проржавленный лом —
старому рыцарю
меч и шелом.
* * *
«Эти дни голубые, это солнце далекого детства…»