Выбрать главу
Свобода и утро бесплодно бьются о камень, мятущийся человек, его шаги, голова, пена на губах, пена, рвущаяся из камер: порыв, человек, свобода.
Человек, что вдыхает и выдыхает весь ветер, распахнув огромные крылья своего сердца, — он везде человек — в любом каземате на свете, пронизанный каждой стужей.
Человек, которому снились морские дали, ломает крылья, как стреноженные молнии, с отрясает решетку, негодует, глодая грохочущее железо.
II
Мы сражаемся не за расслабленного вола, но за коня, который видит, как тлеет грива, и чувствует, в бешенстве грызя свои удила, как дряхлеет его галоп.
Сотрите плевок с его опозоренной щеки, разорвите цепи, сковавшие сердце мира, заткните глотки тюрем, гордые бунтовщики, ибо в тюрьмах бессильно солнце.
Гниет ощипанная свобода на языках ее прислужников, а не ее властителей. Разбейте же цепи на закоченевших руках извечных ее рабов,
тех, что хотят покинуть свое лишь заточенье, свой закуток и от цепей освободить себя. А вызволив себя — теряют оперенье, и плесневеют, и ползут.
Они закованы навек, извечно, навсегда. Свобода по плечу лишь необычным людям, которых в камерах тюрьмы так ясно вижу я, как будто сам я среди них.
Запри замок, задвинь засов и выставь караул, вяжи его, тюремщик, ведь душу ты не свяжешь. Какой бы ключ ни подобрал и как бы ни замкнул — нельзя связать его душу.
Цепи нужны и узы, но только узы крови, железо вен, огонь и звенья кровного родства, узы согласья, связи по духу и основе, людская, человечья связь.
На дне бездонной ямы ожидает человек, напряженно прислушиваясь, наставив ухо; народ призвал: «Свобода!» — и небо взлетело вверх, и тюрьмы взлетели следом.

НАРОД

Перевод Д. Самойлова

Что такое оружье? Кто сказал — оно сила? Нет, оно — малодушье; нет оружия лучше, чем вот это орудье, снаряженное костью: погляди-ка на руки свои.
Вот пулемет, самолет, бомбомет, и вот народ, а оружье не в счет против упрямой отваги, что в прочнейшем скелете твоем копытами бьет и фыркает, словно лошадь.
Пушке не одолеть того, что вершит пятерня: у пушки нет огня, которым стреляют руки, нету сердца, чья пламенная тугая струя очерчивает человека.
Что стоит оружье, в котором не властвует кровь, против народа, горделиво сжавшего скулы, оружье ничто, оно безголосо, безлобо, в нем лишние грохот и злоба.
Оружье добьется немногого — сердца в нем нет. Оно разлучит только два обнявшихся тела, но будут все так же четыре влюбленных руки отыскивать жадно друг друга.
Оно убьет мужчину, и в материнском чреве убьет дитя, пропитанное грядущим и тенью, но, несмотря на взрыв, разметавший в кусочки плоть, матерью всегда пребудет мать.
Народ — ты поток, который хотят обессилить, но перед оружьем ты бьешь и сильнее и выше, и оружье тебя не уймет — не хватит пальцев, у тебя достаточно крови.
Оружье это — немощь. Настоящий мужчина обороняется и одолевает костьми. Вглядитесь в эти слова. Когда в них погрузишься, они — как взволнованный фосфор.
Безоружный мужчина всегда — твердая глыба, он верит в стойкость, он будет стоять — и ни с места. Народы спасает сила, которая веет в мощном дыханье его мертвых.

САНИТАРНЫЙ ПОЕЗД

Перевод Д. Самойлова

Даже пробитая насквозь тишина не перестает быть безмолвием, канув в каменный рот безмолвной ночи. Слышен только остывший говор мертвых.
Тишина.