Выбрать главу

СОНЕТЫ

I

Перевод М. Квятковской

Скрестилось в моем сердце сто дорог, прохожих в нем без счета побывало — бродяг, собравшихся на огонек, бездомных толп под сводами вокзала.
Предав свой день на произвол ветрам, себя по тропам сердце разметало — и горы и равнины облетало, на ста судах пустилось по морям.
Как в улей рой сбирается пчелиный, когда, ища скалистую гряду, орет воронья стая над долиной —
так ныне сердце к своему труду спешит, неся нектар полей несметных и тусклый траур сумерек бесцветных.

II

Перевод М. Квятковской

И ты увидишь чудеса дороги, и это чудо — с Компостелой{88} встреча: лиловые и рыжие отроги и тополя в долинах, словно свечи!
Двуречье, щедрой осенью одето, смыкается кольцом на исполине, и замок, детище скалы и света, легко парит в неомраченной сини.
И ты увидишь на равнине свору стремительных борзых, и следом — конный охотник, поднимающийся в гору:
оживший призрак расы непреклонной… Ты воротишься под вечер, в ту пору, когда засветится окно балкона.

III

Перевод Ю. Петрова

Снова память о тебе я осквернил? Жизнь течет, реке подобная, к исходу, с кораблем она влечет в морскую воду клочья водорослей, тину, мутный ил.
А уж если бури били в берег — след этих бурь за кораблем плывет и длится, — если туч тяжелых пепельные лица перечеркивает молний желтый свет.
Пусть течет, куда не зная, жизнь — она все же чистого источника волна, влага каплющая или водопада
грива вздыбленная — синяя ее над речным порогом вставшая громада.. Вечно в плеске имя слышится твое!

IV

Перевод П. Грушко

О свет Севильи — мой родной чертог, фонтан, чья песня в памяти не смолкла… Отец мой{89} в кабинете: эспаньолка, усы прямые, чистый лоб высок.
Еще он молод. Пишет, а порою листает книги, думает… Встает, идет к ограде сада. Сам с собою о чем-то говорит, потом поет.
Похоже, будто взгляд его сейчас, смятенный взгляд больших отцовских глаз, опоры не найдя, в пространстве бродит:
в грядущее течет сквозь глубину былого и во времени находит моих волос сыновних седину!

V

Перевод П. Грушко

Страшись любви спокойной и нешумной, любви без риска, слепоты, ожога, в которой ждут надежного залога, — что есть разумнее любви безумной!
Кто грудь от стрел слепых отвел умело и, жаждая, так никогда и не пил огня живого, — хочет, чтобы пепел жар уберег в глухих глубинах тела,
и в пепел обратится: не сгорая в огне счастливом, а на пепелище судьбы — посев, не давший урожая.
Однажды дверь в холодное жилище откроет черный ключ: кровать пустая, слепое зеркало и сердце нище!..

СТАРЫЕ ПЕСНИ

Перевод М. Самаева

I
Выплывают из тумана контур сьерры белоглавой, молодая зелень луга, солнце на листве дубравы.
Пропадая в синеве, жаворонки взмыли. Кто над полем эти перья вскинул, из шального праха сделал крылья?
А над кручей гор золотой орел крылья распростер.
А под ним вершина, где реки исток, озера лоскут, бор, овраги, лог, двадцать деревень, сто дорог.