"Курносые" истребители оказались мастерами на все руки. Они ведут разведку, энергично забрасывают части противника небольшими бомбами, они соревнуются со штурмовиками в стрижке и бритье наземных целей, они раскидывают листовки над городами, занятыми фашистами. Но все это между прочим. Главная задача истребительных частей Мадридского фронта - бороться с основной массой германо-итальянской авиации, препятствовать ее бандитским налетам на столицу, оберегать мирное, беззащитное население Мадрида, его тружеников, его женщин и детей. Сейчас эта задача отлично выполняется.
Далось это все не сразу. Генерал Дуглас, черноволосый, с длинным, молодым, задумчивым лицом{2}, перебирает в памяти два месяца отчаянной, смертельной борьбы за воздух, борьбы с опытным и наглым врагом:
- Судите сами. Нам пришлось первыми в мире принять на себя удар вооруженного фашизма. Вооруженного всей новейшей, передовой германской техникой. Ведь германская армия имела выдающиеся заслуги в авиации во время мировой войны. "Воздушный генерал" Геринг трубит на весь мир о доблестных традициях истребительной эскадрильи Рихтгофена, в которой он сам служил. Геринговские летчики на германских машинах образца 1936 года - это именно то, перед чем дрожат правительства Парижа и Лондона. Итальянская авиация считается тоже одной из лучших в Европе. Короче говоря, то, что расписывалось разными пророками в романах о будущей войне, - с этим мы встретились над Мадридом. И ничего. Как видите, бьем Герингу морду...
В первых больших воздушных боях республиканцы имели небольшие, но чувствительные потери{3}. Это оттого, что они не в полной мере использовали все возможности полученных ими прекрасных самолетов, а главное потому, что противопоставляли врагу свою отвагу, не учитывали его коварства.
Ни один из погибших правительственных пилотов не пал в равном и честном бою. Какая может быть у фашистов честность! На капитана Антонио бросились сразу шестеро истребителей и перерезали ему пулеметами крылья. Хосе Галарса увлекли далеко за линию фронта и расправились с ним впятером, чтобы сбросить потом на Мадрид его изрубленный в куски труп. Энрике Лореса подкараулила целая дюжина{4} - восемь "хейнкелей", четыре "фиата" - и травила, как стая псов, пока не сожгла ливнями огня.
Подвергаясь атаке республиканцев, немецкие летчики применяли хитроумную манеру выхода из боя. Они притворялись мертвыми, безнадежно штопорили вниз; они скользили пузом и колесами вверх для придания себе более мертвецкого вида, республиканец удалялся, считая своего противника сбитым, в этот момент, близко от земли, немец выравнивал машину и улепетывал на бреющем полете.
После первых же схваток положение круто изменилось. Характер и исход боя стали зависеть только от своевременности появления республиканских летчиков. Появление, в свою очередь, от своевременного вызова с наблюдательных пунктов, их бдительности и зоркости; взлет и прилет республиканцы довели до рекордно малых сроков. В результате одна-две минуты лишних - "юнкерсы" успели сбросить бомбу и поспешно удирают, причем их истребительная охрана бежит впереди. Одна-две выигранных минуты правительственные истребители встречают воздушную банду, они отрезают ей дорогу и завязывают с фашистами, вернее, навязывают им бой. "Хейнкели" бегут, на "юнкерсах" летнабы хватаются за гашетки пулеметов, забыв о кнопках бомбосбрасывателей. Ворох машин катится по небу прочь от Мадрида на земле спасена сотня человеческих жизней, мадридцы облегченно и благодарно вздыхают.
Когда бой завязался, он часто идет лестницей в несколько этажей. Внизу республиканский пилот жмет к земле фашиста - теперь он не верит в штопор и оставит противника только тогда, когда стукнет его. Над республиканцем вьется тройка "хейнкелей". Над ними, уже в четвертом ярусе, идет бой каруселью четырех фашистских и четырех правительственных самолетов. От исхода драки в верхнем этаже могут зависеть нижние схватки.
В коротких словах, спокойно, с улыбкой рассказывают "курносые" бесчисленные эпизоды своей боевой жизни. В этом задоре нет бахвальства. Это уверенность и превосходство бойцов, померившихся силами с врагом и теперь знающих цену ему и себе.
- На днях наше звено встретило их пятерку. Мы не свернули, не стали выбирать угла для атаки, а ринулись в лоб. Хотели посмотреть, у кого крепче нервы. Ну и фашисты не выдержали. На полпути они нырнули вниз, а там врассыпную. Удивительно, как у них отсутствуют солидарность и спайка в драке. У нас кто-нибудь зазевается - они кучей нападают и душат. А если нападают на них, они действуют по принципу "спасайся кто может". Мы же, когда замечаем, что наш попал в беду, бросаем все и не отстаем от противника, пока не отобьем своего парня. Если мы не ошибаемся, то в этом состоит разница между фашистской и нашей общественной моралью?
Они не ошибаются.
Два звена сопровождали республиканский "потез"{5}, вышедший для фотосъемок фашистских позиций. Восемь фашистских истребителей подкрались к республиканцам сзади и сразу напали на них. Правительственным пилотам, при огромной быстроте их машин, было нетрудно рвануться и сразу выйти из боя. Но они сопровождали более тихоходный "потез" и не допускали даже мысли о том, чтобы оставить его одного. Сразу сделав переворот, звенья контратаковали противника буквально в нескольких десятках метров. Они ринулись прямо на фашистские пулеметы. Зажигательные пули яркими вспышками запрыгали по крыльям. Просто чудом было то, что ни одна из пуль не попала в бензобаки. Но враг дрогнул, отпрянул и прекратил атаку, столь удачно подготовленную. Вся семерка, включая "потез", вернулась домой, хотя и не невредимой, с двумя десятками пробоин, но живой. Спаянность и отвага коллектива испугали врага.
3 января
Летчики любят дразнить Хорхе Гарсиа:
- Пусть он вам расскажет, как ошибся дверью.
Хорхе довольно охотно рассказывает свой конфузный случай:
- Мы вышли девяткой по вызову на Мадрид. Противника не нашли - из-за густой облачности, в два слоя. Когда уже поворачивали и проходили через первый слой, я оторвался. Ищу, прохожу наверх - второй слой - и сразу нахожу эскадрилью. Стал в задний ряд и очень доволен, что так быстро подстроился. Лечу - и вдруг горячий пот меня прошибает. Я, оказывается, в строю германской эскадрильи{6}. То есть, иными словами, лечу к дьяволу и первую посадку буду иметь в аду. Что делать? Мы летим клином, всего четырнадцать штук, и я в заднем ряду в середине. Правда, уже сумеречно, видимость плохая. Словом, я вдруг отвалился назад, вниз и опомнился где-то уже далеко, под облаками, в неизвестном месте. Оказалось, над противником. На аэродром к себе притащился один, почти в темноте, еле нашел.
После каждого боя командир в тот же день устраивает подробный разбор. Результаты и обстоятельства боя контролируются с четырех сторон: рапорты каждого отдельного пилота, показания его товарищей, данные с наблюдательного пункта и сообщения наземных частей, караулов, случайных свидетелей. Критика товарищеская, но детальная и строгая.
Полковник Хулио{7}, командир всех истребителей Мадридского фронта, размышлял и разрабатывал новые тактические методы выхода из воздушного боя. Он пришел к одному, не знаю, насколько испанскому, но очень подходящему для любой нации методу: уходить только тогда, когда противник очистил воздух. Пока это правило будет соблюдаться, враг не будет слишком много мнить о себе. Если же хоть раз уйти с воздушного поля битвы, хотя бы даже самым военно-научным способом, по оставив воздух противнику, - не ждите добра. Конечно, речь идет не о тех случаях, когда враг в несколько раз превосходит числом самолетов и вооружением.
Республиканские истребители твердо держатся своего правила. Это заставило фашистов очень сократить свои налеты на столицу и изменить свою манеру. Теперь тройка и семерка "юнкерсов", даже под охраной, не рискует появиться над Мадридом. Если уж идут, то восемнадцать - двадцать машин сразу, окруженные полчищем "хейнкелей", - настоящий крестный ход. Выходит он стройно и благообразно, а когда налетает темно-зеленая с красными полосками буйная орава, фашисты кидаются кто куда.