– Где мое вино?
– Один момент, мисс Шор, – ответил молодой человек.
Старенький телекс начал выстукивать сообщение, и теперь внимание портье было приковано к нему.
Фрэнсис посмотрела на свои ногти, чистые и не покрытые лаком, на каблуки туфель, на ярко разукрашенное лицо испанки-манекена, на темные своды потолка, на часы. В полдесятого она вновь решительно пошла к стойке портье, но молодой человек увидел ее и не спеша укрылся за занавеской во внутренней комнате. На столе стоял колокольчик в форме танцора фламенко („О, я не вынесу этого!" – подумала Фрэнсис). Она взяла его со стола и стала с яростью звонить.
– Где мое вино?
Из раскрывшихся дверей в холл ворвался поток холодного воздуха с улицы. Вошел молодой человек, высокий, привлекательный молодой человек в английском пальто из верблюжьей шерсти и длинном шотландском шарфе.
– Мисс Шор?
Фрэнсис обернулась, все еще держа в руке колокольчик.
– Я Хосе Гомес Морено. – Он протянул руку и лучезарно улыбнулся. – Добро пожаловать в Севилью!
Фрэнсис взглянула на него.
– Вы опоздали.
– Неужели? – спросил молодой человек, явно удивленный.
– В своем письме вы сообщали, что будете ровно в девять. Сейчас почти тридцать пять минут десятого.
Он опять улыбнулся, элегантно махнув руной.
– Всего полчаса! В Испании…
Двери опять открылись. Вошел юноша в черных штанах и черной кожаной куртке с оловянным подносом, на котором стоял один-единственный стакан вина. Администратор тут же вышел из своего убежища.
– Ваше вино, мисс Шор, – торжественно объявил он.
Парень опустил поднос на стойку портье. Фрэнсис и Хосе Гомес Морено оба посмотрели на вино. Указывая на скандинавов, Фрэнсис сказала:
– Пожалуйста, отнесите это вон той паре, от меня.
– ¿Que?[6] – спросил парень.
– Объясните ему, – бросила Фрэнсис администратору и, обернувшись к Хосе Гомесу Морено, который смотрел на нее в полном недоумении, сказала: – А теперь приступим к делу.
Он повел ее в ресторан на Пасахе де Андре. Ресторан располагался в подвале, в котором раньше, как объяснил Хосе, находился огромный винный погреб.
Он опять улыбнулся и пояснил:
– Белое вино. Морилес и монтилья. Виноград для этих вин выращивают под Кордовой.
Фрэнсис не интересовала Кордова. Она искоса смотрела в меню, где было написано: «Entremeses, sopas, huevos»,[7] таким образом, чтобы показать Хосе Гомесу Морено, что ему не удастся заговорить ей зубы, и наконец сказала:
– Я считаю, что произошло недоразумение.
Он улыбнулся в ответ. Он был действительно красив, с очень правильно очерченным лицом, ясными глазами и густыми, мягкими черными волосами, что редко встречается в Англии.
– Недоразумение? Да нет, конечно же… Фрэнсис положила меню на стол и сложила на нем руки.
– Когда мы говорили с вами по телефону, сеньор Гомес Морено…
– Просто Хосе, пожалуйста…
– Хосе, вы сказали, что ваши гостиницы будут на Рождество открыты, хотя и не вполне заполнены постояльцами, а вы с отцом будете работать и у меня будет достаточно времени, чтобы рассмотреть…
– Будет! Обязательно! Пожалуйста, взгляните в меню. Вот прекраснейший чесночный суп.
– Меня совершенно не интересует меню, Хосе. Я хочу знать, почему меня поселили в этой захудалой гостинице, тогда как вы должны были бы демонстрировать мне ваши собственные отели?
Хосе Гомес Морено издал глубокий, страдальческий вздох. Он налил в бокал Фрэнсис вина.
– Произошло нечто удивительное.
– Прошу прощения?
Он опять тяжело вздохнул, затем всплеснул своими изящными руками.
– Мой отец уехал на два дня в Мадрид. Все было нормально. Ваш номер был заранее приготовлен, но все изменил неожиданный звонок. Это группа из Овьедо, с севера, они хотят остановиться на четыре дня. Это очень выгодный заказ в зимний период.
– Значит, кто-то из Овьедо, кто больше никогда в жизни не остановится в вашей гостинице, получает мой номер, а меня… меня запихивают в отель „Торо"?
– Я не понимаю, что значит „запихивают"? Фрэнсис серьезным голосом спросила:
– Хосе, вы на самом деле считаете, что бизнес можно вести таким образом?
Она подалась вперед и уставилась на него. От нее не ускользнуло, что он был не только очень красив, но и весьма молод. Ему было не больше двадцати четырех—двадцати пяти лет.
– А ваш отец об этом знает? Он знает, что я была выброшена из номера из-за сделанного в последнюю минуту заказа откуда-то из?..
– Из Овьедо, – подсказал Хосе.
– Это не имеет никакого значения, – резко сказала Фрэнсис. – Я полагаю, что вы слишком меня разозлили, чтобы я стала что-нибудь есть.
– Ну пожалуйста… – Он положил свою руку на ее. – Я ошибся. Правда, мне чертовски неудобно. Отель „Торо"…
– Ужасен.
– Вам не нравится истинно испанский дух?
– Мне не нравится холодная вода в ванной, уродливый интерьер и недостаточная предупредительность со стороны персонала. Если это и есть испанский дух, то мне он не нравится.
Он взглянул на нее.
– Я обидел вас.
Фрэнсис вновь взялась за меню и стала изучать его.
– Вы заставили меня подумать, что я проделала такой длинный путь впустую, тогда как могла бы отмечать Рождество со своей семьей в Англии.
Повисла пауза. Фрэнсис читала меню. Она не хотела заглядывать в свой разговорник, тем более что Гомес Морено уставился на нее с видом побитой собаки, пока она непонимающе смотрела на слова „chorizo" и „anguilas" и пыталась не думать о семейном ужине на кухне в Грейндже и сонном Дэйви, которому позволяли оставаться в пижаме, пока подавали первое блюдо.
– Завтра все изменится, – с серьезным видом пообещал Хосе.
Фрэнсис ничего не ответила.
– Завтра я переселю часть группы в отель „Торо" и вы расположитесь в номере, который приказал оставить для вас отец. – Он опустил глаза.
– Завтра во сколько?
– К полудню.
– По-нашему или по-вашему?
– Извините?
– Точно по-английски или неточно по-испански? Он расправил плечи.