— Конечно, — сказала я, все еще не зная, на что соглашаюсь.
— Если только у него уже нет галстука?
Него.
Все мое внимание вернулось к разговору.
— Верно? – настаивала она, когда я не ответила. — Твой новый парень.
Маленькие капельки пота выступили у меня на лбу от перспективы обсуждения этого вопроса.
Он.
Парень, которого у меня не было, но моя семья верила, что он у меня есть.
Потому что я им сказала.
Солгала им.
Внезапно мои губы были волшебным образом сшиты вместе. Я ждала, когда моя мама сменит тему разговора тем хаотичным и быстрым способом, которым она всегда делала, в то время как мой разум был охвачен паническим безумием.
В любом случае, что я должна сказать? Нет, мама. У него не может быть галстука, потому что его даже не существует. Видите ли, я его выдумала. Все в попытке выглядеть немного менее жалкой и одинокой.
Возможно, я могла бы повесить трубку. Или притвориться занятой и завершить разговор. Но это наполнило бы меня угрызениями совести, и, честно говоря, я не думала, что смогу взять на себя еще и это. Кроме того, моя мама не была глупой.
Она бы поняла, что что-то случилось.
Это была женщина, из чьего чрева я вышла.
Прошло еще несколько секунд, а из моего рта ничего не вылетело, и я не могла поверить, что, наверное, впервые за все время матриарх Мартин молча ждала моего ответа.
Черт.
Прошло еще несколько секунд.
Черт, черт, черт.
Признайся, сказал тихий голос в моей голове. Но я покачала головой, сосредоточившись на одной из маленьких капелек пота, стекающих по моей липкой спине.
— Лина? – наконец произнесла она неуверенным голосом. Взволнованным. – Что-то случилось?
Я была ужасным, лживым человеком, который, несомненно, вложил ту заботу, которую я слышала в ее голосе.
— Нет… — прочистив горло, я проигнорировала тяжесть, которая была очень похожа на стыд, поселившийся в моем животе. — Я в порядке.
Я услышала, как она вздохнула. Это был один из тех вздохов, которые врезались в тебя. Заставляющий чувствовать себя плохо из-за самой себя. Как будто я могла видеть, как она смотрит на меня глазами, полными поражения и легкой печали, качая головой. Я ненавидела это.
— Лина, ты же знаешь, что можешь поговорить со мной, если что-то случится.
Мое чувство вины усилилось, скрутив мой желудок. Я чувствовала себя ужасно. И также глупо. Но что я вообще могла сделать, кроме как продолжать лгать или признаваться?
— Вы, ребята, расстались? Знаешь, это имело бы смысл, потому что ты никогда раньше о нем не говорила. По крайней мере, до недавнего времени, — наступила пауза, во время которой я слышала, как мое сердце стучит в ушах. — Знаешь, твоя кузина Чаро вчера кое-что сказала.
Конечно, Чаро знала. Все, что знала мама, знали и остальные члены семьи.
— Итак, она сказала, что, — продолжила она, когда я ничего не сказал, - у вас нет фотографий на Facebook.
Я закрыла глаза.
— Никто ничего не публикует на Facebook, мама, — сказала я ей слабым голосом, продолжая бороться с собой.
— А Prinstanam? Чем бы вы, молодые люди, сейчас ни пользовались. Там тоже нет фотографий.
Я могла представить, как Чаро просматривает все мои социальные профили, ища этого воображаемого мужчину и потирая руки, когда ничего не находит.
— Чаро сказала, что если это не официальный Prinstanam, то это несерьезно.
Мое сердце забилось громче в груди. — Это называется Instagram.
— Хорошо, — она снова вздохнула. — Но если ты порвала с ним или если он порвал с тобой — мне все равно, кто это сделал, — ты можешь поговорить с нами об этом. С папой и со мной. Я знаю, как сильно ты боролась с этими свиданиями с тех пор… ну, знаешь, с Даниеля.
Это последнее замечание было ножом в грудь. Это превратило это тяжелое ощущение во что-то уродливое и болезненное. Что-то, что заставило меня задуматься о причине, по которой я солгала, почему я боролась — как выразилась моя мать – и почему я оказалась в таком затруднительном положении.
— Ты никогда никого не приводила домой за все эти годы, что тебя не было. Никогда не говорила о мужчине, с которым встречалась. И никогда не говорила об этом до того, как ты сказала нам, что встречаешься с ним и что приведешь его на свадьбу. Так что, если ты снова одна…
Очень знакомая и очень острая боль пронзила мою грудь при ее словах.
— Все в порядке.
Так ли это?
Если бы все действительно было в порядке, я могла бы рассказать маме. У меня был шанс покончить с этим лживым цирком, похоронить все эти сожаления где-нибудь глубоко. Я могла бы сказать ей, что да, у меня больше не было отношений, и, следовательно, я не приведу своего — несуществующего — парня домой. Что я приду на свадьбу одна. И что все было в порядке.
Она сама это сказала. И, возможно, она была права. Мне просто нужно было поверить, что это так.
Сделав глубокий вдох, я почувствовала прилив мужества и решилась.
Я расскажу всю правду.
Вариант посещения свадьбы в одиночку не был забавным. Жалостливые взгляды и шепот о прошлом, о котором я не хотела думать, определенно были бы отстойными. И это было еще мягко сказано. Но у меня не было выбора.
В моем сознании всплыло хмурое лицо Аарона. Неожиданно. Определенно неожиданно.
Нет. Я его прогнала.
Он даже не упоминал об этом снова с понедельника. Прошло уже четыре дня. Не то чтобы, если бы он это сделал, это бы что-то изменило. Я была сама по себе. Но у меня не было причин полагать, что он говорил серьезно.
И это было нормально. Мама так сказала.
Я открыла рот, чтобы последовать своему решению взрослого человека и перестать вести себя как патологическая лгунья, но, конечно, удача была не на моей стороне. Потому что следующие слова моей матери немедленно убили все, что я собирался сказать.
— Ты знаешь, — то, как звучал ее голос, должно было подсказать мне, что должно было произойти, — каждый человек индивидуален. У всех нас есть свой собственный темп, чтобы восстановить нашу жизнь после того, как мы прошли через что-то подобное. Некоторым людям нужно больше времени, чем другим. И если ты еще не восстановилась, тогда тебе нечего стыдиться. Даниель помолвлен, а ты нет. Но это не важно. Ты можешь прийти на свадьбу одна, Лина.
При этой мысли мой желудок упал к ногам.
— Я не говорю, что Даниелю нужно было сначала наладить свою жизнь, потому что, ну, он спрыгнул с той лодки невредимым.
И разве это не было чертовой правдой? Что-то, что, в довершение всего, сделало бы все еще хуже. Он счастливо продолжал свою жизнь, в то время как я … Я… застряла. И все там будут знать. Каждый человек, присутствующий на этой свадьбе, знал бы об этом.
Словно прочитав мои мысли, мама произнесла мои мысли: — Все знают, cariño (милая). И все понимают. Ты через многое прошла.
Все понимают?
Нет, она ошибалась. Все думали, что поняли. Но на самом деле никто не понимал. Они не понимали, что все эти pobrecita, poor little Linas (бедная маленькая Лина), сопровождаемые всеми этими жалкими взглядами и кивками, как будто они понимали, почему я была изранена и не могла найти кого-то другого, были причинами, по которым я солгала своей семье. Почему мне хотелось вылезти из кожи вон при мысли о том, что я появлюсь одна, когда Даниель — моя первая любовь, мой бывший, брат жениха и шафер — будет там со своей невестой, только укрепит их предположения обо мне.
Одинока и также одинока после бегства из страны, с разбитым сердцем.
Застрявшая.
Я забыла о нем. Я действительно забыла. Но, блин, все, что случилось … испортило мне настроение. Теперь я поняла это — не потому, что меня внезапно осенило, что я была одинока в течение многих лет, а потому, что я солгала — и что было еще хуже, я только что решила не возвращаться к своей лжи.
— Все понимают. Ты через многое прошла.