Многое было очень мягким словом, чтобы выразить это.
Нет. Я не могла. Я бы не стала этого делать. Я не могла быть такой Линой перед всей моей семьей, перед всем этим чертовым городом. Даниэль.
— Лина… — моя мама произнесла мое имя так, как могла только она. — Ты все еще там?
— Конечно, — мой голос звучал дрожащим и тяжелым от всего, что я чувствовала, и я ненавидела это. Я выдохнула через нос, выпрямляясь в кресле. — Ничего не случилось с моим парнем, — солгала я. Ложь, ложь и еще раз ложь. Лина Мартин, патологическая лгунья, обманщица. — И я приведу его, как и обещала, — я выдавила из себя смешок, но это прозвучало совсем не так. — Если бы ты просто дала мне выговориться, прежде чем делать глупые выводы и читать мне проповеди, я могла бы тебе сказать.
Из динамика телефона ничего не донеслось. Только тишина.
Моя мать не была глупой. И я не думала, что какая-нибудь мама была такой. И если бы я хоть на секунду поверила, что вышла из шторма, то, вероятно, ошиблась.
— Хорошо, — сказала она странно тихо. — Значит, вы все еще вместе?
— Да, — снова солгала я.
— И он придет на свадьбу с тобой? В Испанию?
— Именно так.
Пауза, заставившая меня осознать, что мои руки вспотели так сильно, что телефон выскользнул бы, если бы я не сжимала его так крепко, как сейчас.
— Ты говорила, что он тоже в Нью-Йорке?
— Ага.
Она промурлыкала, а затем добавила: — Американец?
— Вырос и родился.
— Еще раз, как его зовут?
У меня перехватило дыхание где-то в горле. Дерьмо. Я ведь не назвала им имени, не так ли? Я не думала, что это так, но …
Мой разум очень быстро перебрал все возможные варианты. Отчаянно. Мне нужно было имя. Какая легкая, управляемая вещь. Имя.
Простое имя.
Имя человека, которого не существовало, или мне все еще предстояло найти.
— Лина… ты здесь? – позвала моя мама. Она рассмеялась, как-то нервно. — Ты забыла, как зовут твоего парня?
— Какие глупости, — сказала я ей, услышав в своем голосе страдание. — Я…
Тень привлекла мое внимание, отвлекая меня. Мой взгляд метнулся к двери моего кабинета, и именно так он втиснулся в мою жизнь год и восемь месяцев назад — в ужасающе неподходящее время — Аарон Блэкфорд переступил порог и оказался в эпицентре бури.
— Лина? — мне показалось, я слышала, как это сказала моя мама.
В два шага он оказался передо мной, перед моим столом, уронив стопку бумаг на его поверхность.
Что он делает?
Мы не посещали офисы друг друга. Мы никогда не нуждались, не хотели и не беспокоились об этом.
Его ледяно-голубой взгляд упал на меня. За этим последовал хмурый взгляд, как будто он задавался вопросом, почему я выгляжу как женщина, в настоящее время переживающая опасный для жизни кризис. Именно это я и выглядела. Быть пойманной на лжи было гораздо хуже, чем лгать. Всего через пару секунд выражение его лица сменилось возмущением. Я видела осуждение в его глазах.
Из всех людей, которые могли сейчас войти в мой кабинет, это должен был быть он.
Почему, Господи? Почему?
— Аарон, — услышала я свой собственный страдальческий голос.
Я смутно осознавала, когда моя мать каким-то образом повторила его имя: — Аарон?
— Sí (да), — пробормотала я, встретившись с ним взглядом. Чего, черт возьми, он хочет?
— Хорошо, — сказала мама.
Хорошо?
Мои глаза расширились. — ¿Qué? (что?)
Аарон, который уловил испанские слова, сложил два и два с легкостью, которая не должна была меня удивлять.
— Личный звонок во время работы? — спросил он, качая головой.
Моя мама, которая все еще была на линии, спросила по-испански: — Это он, голос, который я слышу? Это Аарон, с которым ты встречаешься?
Все мое тело сковало. Широко раскрыв глаза и разинув рот, я уставилась на него, пока слова моей матери резонировали в моем явно пустом черепе, что, черт возьми, я сделала?
— Лина? – настаивала она.
Аарон нахмурился еще сильнее, он смиренно вздохнул, стоя прямо возле меня. Не двигаясь.
Почему он не уходит?
— Да, — ответила я, не понимая, что она воспримет это слово как подтверждение. Но она воспримет это; я знала, что она сделает именно это, не так ли? — Нет, — добавила я, пытаясь отступить.
Но затем Аарон цыкнул и снова покачал головой, и то, что собиралось сорваться с моих губ, рассыпалось.
— Я…
О Боже, почему в моем кабинете так тепло?
— No sé, Mamá (я не знаю, мама)
Аарон одними губами произнес: — Твоя мама?
— ¿Cómo que no sabes? (Что значит, ты не знаешь?) — раздалось в то же время.
— Я… я… — я замолчала, не совсем понимая, с кем говорю. С хмурым мужчиной или моей мамой. Мне казалось, что я лечу на автопилоте, в то время как мой самолет приближался к земле с головокружительной скоростью, и я ничего не могла сделать, чтобы предотвратить его крушение. Ни один из моих пультов управления не реагировал.
— Ay, mija (Ах, дочка), — сказала моя мама со смехом. — Что это значит? Да или нет? Это Аарон?
Мне хотелось закричать.
Внезапно у меня возникло сильное желание заплакать или открыть окно и выкинуть телефон на встречу безжалостному движению Нью-Йорка. Мне также хотелось что-нибудь сломать. Голыми руками. В то время как я топала ногами от разочарования. Все сразу. Я хотела сделать все эти вещи.
Голубые глаза Аарона наполнились любопытством. Он наклонил голову, наблюдая за мной, пока я изо всех сил пыталась хотя бы сделать приличный вдох.
Я прикрыла телефон другой рукой и обратилась к мужчине передо мной сломленным, побежденным голосом: — Чего ты хочешь?
Он махнул рукой перед собой.
— Нет, пожалуйста, не позволяй мне — или работе — вставать между тобой и твоим личным звонком, — он скрестил руки на своей дурацкой широкой груди и поднес кулак к подбородку. — Я просто подожду здесь, пока ты не закончишь.
Если бы дым мог физически покинуть мои уши, черное облако поднялось бы и закружилось над моей головой.
Моя мама, которая все еще была на линии, сказала: — Ты кажешься занятой, так что я тебя отпущу.
Я не сводила глаз с Аарона, и, прежде чем я смогла даже осмыслить ее слова, она добавила: —Подожди, пока Abuela (бабушка) не услышит о том, что ты встречаешься с кем-то с работы. Знаешь, что она скажет?
Мой тупой мозг, должно быть, все еще летел на автопилоте, потому что он не сбился с ритма.
— Uno no come donde caga (Ты не ешь там, где гадишь).
Губы Аарона слегка скривились.
— Eso es (именно), — я услышала, как моя мама хихикнула. — Я позволю тебе вернуться к работе. Ты расскажешь нам об этом мужчине, с которым встречаешься, когда вы двое приедете на свадьбу, хорошо?
Нет, я хотела сказать ей. Что я сделаю, так это умру, задохнувшись в собственной паутине лжи.
— Конечно, мама, — сказала я вместо этого. — Я люблю тебя. Скажи папе, что я тоже его люблю.
— Я тоже тебя люблю, cielo (дорогая), — сказала моя мама перед тем, как повесить трубку.
Наполнив легкие столь необходимым воздухом, я впилась взглядом в человека, который только что десятикратно усложнил мою жизнь, и уронила телефон на стол, как будто он обжег мне ладонь.
— Итак, твоя мама.
Я кивнула головой, не в силах вымолвить ни слова. Так было лучше. Бог знал, что выйдет из моего предательского рта.
— Дома все хорошо?
Вздохнув, я снова кивнула.
— Что это значит? — он спросил меня с неподдельным любопытством. — То, что ты сказала по-испански в конце.
У меня все еще кружилась голова от этого ужасного, катастрофического телефонного звонка. С тем, что я сделала, и с тем, как сильно я все испортила. У меня не было времени играть в Google Translate с Аароном, который, вдобавок ко всему, был последним человеком, с которым я хотела общаться в данный момент.
Господи, как ему это удалось? Он появился, в течение нескольких минут.
Я покачала головой.
— Почему тебя это вообще волнует? – огрызнулась я.