— Чудовищно! Чудовищно! — воскликнул он. — И ты полагаешь, что герцогу Пармскому известен этот замысел?
— Полагаю, но не уверен… С этой минуты твердо решил я бежать; только надо было прежде разузнать, где я могу найти тебя. Для этого я отправился к хозяину «Веселого испанца» и там получил все нужные сведения… Но какую роль может играть в этом случае сообщничество или неведение Фарнезе?
— Большую, очень большую. Если герцогу Пармскому все это известно, то исполнение замысла последует очень быстро. Для Фарнезе в таком случае в высшей степени важно, чтобы оно произошло именно теперь. Завтра воскресенье, и, следовательно, тот день, когда может совершиться — нет, когда совершится злодеяние! Я должен ехать, ехать не медля! Дай Бог, чтобы я поспел в Флисинген вовремя. О, Алонзо, в этом деле я не поколеблюсь рискнуть моей жизнью, последней каплей крови; быть может, мы должны усматривать особую благость Божью в том, что именно нас избрал Он орудием спасения принца. Каждая секунда дорога. Необходимо сейчас же повидаться с Гартогом. Что касается тебя, Алонзо, то я уже сказал, что тебе предстоит сделать. Счастливого тебе пути, и пошли нам Господь скорое и радостное свидание!
Тирадо поспешил к ткачу. Он не затруднился открыть все это проверенному человеку. Гартог был глубоко потрясен.
— Есть ли возможность поспеть в Флисинген к завтрашнему утру? — тревожно спросил Тирадо.
— Позвольте, позвольте, дайте подумать.
И несколько минут спустя Гартог сказал:
— Есть вариант. Завтра, то есть в воскресенье, богослужение в Флисингене начнется только в одиннадцать часов утра. Нам надо во что бы то ни стало поспеть туда к этому времени. Говорю — нам, потому что я должен ехать с вами. Мне знакомы в этой местности все дороги, все самые маленькие тропинки. Мы отправимся верхом до Тер-Рейзе. Там у меня зять, лодочник. К счастью, он теперь дома; его сыновья, здоровые и смелые парни, тоже. Они нас помчат так, что только держись! Из Тер-Рейзе можно спуститься по Шельде до самого Флисингена. С гребцами, у которых такие руки и сердца, мы доберемся туда за несколько часов. Другого способа нет. Теперь мне надо найти лошадей — самых лучших, какие только здесь есть… А-а, знаю… Недаром у меня такая большая родня… Если эти лошади в дороге падут, я знаю место, где нам дадут других… Есть у вас деньги?
— Да, достаточно.
— Ну, в таком случае есть то, что нам необходимо и чего именно я не имею. В дороге обсудим все обстоятельнее. Если с одним из нас случится беда, другой оставит его и поедет дальше. Дай Бог, чтобы случилось это не с вами, потому что такого маленького человека, как я, пожалуй, и до принца-то не допустят или допустят, когда будет уже слишком поздно… Теперь ждите, через четверть часа я вернусь.
И четверть часа спустя ворота Лира со скрипом отворились, подъемный мост опустился, два всадника переехали через него и пустили своих лошадей вскачь.
Не останавливаясь ни на секунду, бешено мчались они, хотя при этом надо было соблюдать большую осторожность, так как дорога шла по холмистой местности, через рвы, вдоль каналов… Но нетерпеливому Тирадо и эта езда казалось слишком медленной… Несколько часов спустя, в полночь, они оказались перед уединенной мызой. Лошади сильно устали, да и Гартог потребовал для себя часового отдыха. Тирадо не согласился. К счастью, обитатели этой мызы были друзья Гартога. Остальное сделали деньги Тирадо. Появились новые лошади, новый надежный проводник. Гартог остался, Тирадо поскакал дальше.
Октябрьское солнце едва начало всходить, когда Тирадо благополучно достиг Тер-Рейзе. Благодаря записке ткача к его зятю и короткому разъяснению самого Тирадо, лодка скоро была готова. В нее сел хозяин — старый, опытный гез, и два молодых, крепких его сына — тоже гезы. Тирадо предусмотрительно взял с собой в лодку и лошадь, чтобы иметь возможность, высадившись на флисингенском берегу, без малейшего промедления поскакать в город. Теперь он чувствовал себя совершенно как дома. Холодной водой реки освежил он лицо и волосы, потом тоже взял одно из весел, и лодка полетела, как стрела, словно с кем-то наперегонки за очень дорогой приз. «Марраны и гезы» — невольно шевельнулось в уме Тирадо, когда он взглянул на своих спутников — и послышалась ему песня Бельмонте, и увидел он перед собой двух женщин, стоявших на берегу и посылавших ему прощальное приветствие… Но прочь, прочь все воспоминания! Надо сделать последнее, отчаянное усилие — и если, отважный пловец, ты поспеешь вовремя, то все спасено; опоздаешь — и все погибло, и ты трудился напрасно!..