– На чью кровать?
– Нашу с Хосе.
Консул оторопел. В избытке чувств он подался вперед, будто подставляя себя под удар.
– Вы с ним… – Он задохнулся и не смог договорить.
Наступила тишина – такая звенящая и стерильная, что Николас даже плакать перестал. Его охватила дрожь. Размытая слезами фигура отца, казалось, росла в его глазах, лоб и щеки заливала желтизна.
– Что… Что я такого сделал, папа?
Консул встал, оттянул душивший его воротник и, покачнувшись, сделал несколько шагов. Ухватившись за каминную полку и не поворачивая головы, он сдавленно произнес:
– Оставь меня… Иди к себе в комнату. Увидимся позже.
Снова тишина – еще более звенящая и стерильная, чем раньше… После ухода сына Брэнд еще долго стоял, склонившись у пустого камина, раздираемый хаотическими мыслями. Наконец он глубоко, со свистом втянул воздух – решение было принято. Да… Это лучшее, это единственное решение. Как бы велики ни были возможности человека, бывают ситуации, когда ему не обойтись без помощи специалиста.
Тяжело, будто собираясь с силами, консул прошел через холл в гостиную, сел к секретеру в нише, вынул ручку и написал:
ПРОФЕССОРУ ЭЖЕНУ ГАЛЕВИ, 219Б УЛИЦА КАПУЦИНОВ, ПАРИЖ, ФРАНЦИЯ.
БРОСАЙТЕ ВСЕ И НЕМЕДЛЕННО ПРИЕЗЖАЙТЕ. ДЕЛО НЕ ТЕРПИТ ОТЛАГАТЕЛЬСТВ. ХАРРИНГТОН БРЭНД.
Он позвонил в колокольчик и, когда Гарсиа вошел, протянул ему листок:
– Поезжайте в город и немедленно отправьте телеграмму.
– Слушаюсь, сеньор.
Брэнд остался сидеть в нише. Звук отъезжающего автомобиля несколько успокоил его. Но неосмотрительно поднятый взгляд проник сквозь оконное стекло, и вновь вспыхнувший в сердце огонь чуть не задушил его.
На краю освещенного газона стоял садовник. Голый до пояса, с широко расставленными ногами и с блестящим на солнце золотистым торсом, он легко размахивал косой. Брэнд смотрел, чуть дыша, словно зачарованный чудесным ритмом, с которым каждый взмах косы врезался в его плоть. Вспотевшие от ненависти пальцы сжали ручку, переломив ее. Но он этого не заметил. Захваченный вихрем вожделения, с расширенными зрачками и шумом в ушах, он смотрел, как чистое сверкающее лезвие взметалось снова и снова, как ятаган, идеальными дугами на фоне далеких синих гор.
Глава 14
Четыре часа спустя в Каса Бреза доставили телеграмму из Парижа.
БУДУ ЗАВТРА 17:30. ДО МОЕГО ПРИЕЗДА СОХРАНЯЙТЕ СПОКОЙСТВИЕ. ПРЕДАННЫЙ ВАМ ГАЛЕВИ.
Профессор сдержал слово. На следующий день, когда на станции Сан-Хорхе резко затормозил дневной поезд, низенький, по-пуритански аккуратный человек с бледным лицом, пронизывающим взглядом маленьких, глубоко сидящих на узком лице глаз, с эспаньолкой на небольшом подбородке, одетый в черный дорожный плащ и примятую темную шляпу, проворно выскочил из вагона и обхватил застывшие пальцы Харрингтона Брэнда своими мягкими ладошками.
– Мой бедный друг!
Этим обращением доктор словно желал сказать консулу, чью угрюмую раздражительность он распознал с первого же взгляда: «Я здесь. Больше беспокоиться не о чем».
Погода испортилась, они отъехали от станции под моросящим дождем, пелена которого растушевала очертания гавани и совсем заслонила серое неподвижное море.
– Я получил ваше письмо, – заметил Галеви, глядя прямо перед собой. – Что, положение ухудшилось?
– Сильно ухудшилось! – тихо и сосредоточенно отозвался Брэнд.
Властно стиснув его колено, Галеви не дал ему договорить.
– Не сейчас, мой друг. У нас будет достаточно времени. Расслабьтесь. Я буду в вашем распоряжении столько, сколько понадобится.
В этом вынужденном молчании они подкатили к вилле, отряхнув с низко свисающих тонких веток мимозы хрустальные подвески капель. Сквозь испарения призрачно виднелись утесы, облака укрывали горы. Воздух жил, наполненный звуками невидимых струй, по капле просачивающихся в сырую, но еще не насытившуюся землю. Сквозь туман с моря доносился заунывный плач рыбачьего рожка, то усиливаясь до тоскливого воя, то вовсе затухая, подобно канувшей в бездну звезде.
А в доме шли последние приготовления: в столовой, гостиной и в большой гостевой спальне пылал огонь, насыщая воздух теплом и ароматом душистого кедра. Магдалина энергично орудовала на кухне, Гарсиа стремительно сновал вверх и вниз по лестнице.
Обед на две персоны, поданный в восемь часов, был близок к совершенству, что побудило профессора, который, вопреки своему чопорному виду, явно не чурался стоящих на столе деликатесов, похвалить консула за хорошую повариху и пожурить за то, что не отдает должное ее искусству. Время от времени, пока при затененных свечах он ел лангуста под соусом эспаньоль, Галеви устремлял на хозяина изучающий взгляд. Вполне понимая глубину страданий Брэнда, он решил не торопиться, невозмутимо следуя своему методу отсроченного наблюдения, оставаясь при этом, как всегда, хозяином положения.