— Ты мне нравишься, и сама мысль, что я могу поставить тебя в неудобное положение, ненавистна мне, — сказал я.
— Тебя волнует моя репутация? — спросила Исабель с особым интересом.
— Я имею в виду плохое исполнение. Перед королевой-матерью. На нашем концерте.
— О! — Ее плечи поникли. Совладав с собой, она продолжила: — Ты, вероятно, считаешь себя счастливчиком, раз оказался здесь. В действительности же королевский двор всегда нуждается в свежей крови. Мои родители довольны своей рутинной жизнью, но молодому человеку здесь делать нечего, — робко улыбнулась она. — Я вижу, как ты на меня смотришь. Наверное, считаешь, что я выгляжу не слишком молодо.
Я поборол желание вскочить:
— Да нет. Я нахожу вас очень красивой. Особенно с этой прической.
Ей, безусловно, было приятно это слышать. Мои слова доставили ей удовольствие. Вскинув плечи, она пересекла комнату, направляясь к фортепиано: ее локоны раскачивались. Она села и сыграла первые такты пьесы, над которой мы вместе работали, — «Фантазия» Шумана для виолончели и фортепиано. Это была романтическая пьеса, сверхромантичная, считал я, требующая массы сложных движений рук, хотя в ней было несколько изумительных пассажей, в которых партия фортепиано отходила на второй план, следуя за виолончелью.
В середине такта Исабель остановилась и повернулась ко мне:
— Шуман был на десять лет старше Клары, когда они поженились против воли отца. Я считаю, что разница в возрасте не имеет особого значения, а ты?
Моя голова все еще была занята музыкой. Я ответил:
— Не знаю. Полагаю, что проблема не столь остра, когда мужчина старше. Но представить женщину средних лет рядом с молодым человеком — довольно странно.
Исабель вновь повернулась к фортепиано. И через плечо бросила реплику: «Будь Клара еще моложе, это не помешало бы ей говорить, что Шуман напоминает ей ребенка».
Мы продолжили играть, но через несколько минут Исабель резко встала, оттолкнула банкетку и принялась ходить за моей спиной, я слышал ритмичное spiccato — постукивание твердых подошв ее маленьких башмачков по паркетному полу.
Когда мы только начали, из-за волнения я все не мог согреться, и сейчас мои пальцы еще оставались непослушными. Я попробовал играть гаммы, ожидая, когда Исабель вернется к фортепиано. Она подошла сзади, я спиной чувствовал это. После двух гамм я остановился.
— Нет-нет, продолжай, — произнесла она, и я уловил тепло ее тела. Она молчала, но мне казалось, что я чувствую ее дыхание. Закрыв глаза, я снова заиграл.
— У тебя получается не отвлекаться, — сказала она.
Я немного жестковато провел смычком по струне, но быстро нашел нужную интонацию. Когда все в порядке, я не замечаю ничего, что происходит вокруг.
— И правда, — услышал я и, даже не оглядываясь, легко представил себе вздернувшиеся уголки ее губ. — Ничто не беспокоит.
— Когда мне нравится то, что я играю. Сейчас же я просто упражняюсь гаммами.
— А ты сыграй, что любишь.
— Хорошо. — И я начал короткую, бодрую жигу из Первой сюиты Баха для виолончели без сопровождения.
— Интересный выбор, но снова соло. А ты не хуже меня знаешь, что есть вещи, которые лучше звучат с аккомпанементом, — сказала она. И я почувствовал, как моих плеч коснулись кончики ее пальцев.
Хорошо, что я выбрал быструю пьесу. Мои спинные мышцы, и без того бывшие в напряжении во время коротких ударов смычком, пока я играл жигу, сковало еще больше, когда руки Исабель двинулись с моих плеч вниз по спине. Дойдя до нижнего ребра, они поползли к животу.
Я взвизгнул и вскочил на ноги:
— Это плохая идея! — Стараясь говорить спокойнее, я продолжил: — Ты права, мы действительно должны играть дуэтом. Лучше завтра. Мы сможем наверстать упущенное время. — Я устремился к двери, держа виолончель перед собой, стараясь прикрыть тот физический эффект, который произвели ее прикосновения.
— Это не потерянное время, Фелю, — сказала она.
Но я был уже за дверью.
Полуденные занятия с графом у него дома да неделя, проведенная наедине с его дочерью, были не единственным, что входило в программу моего обучения в Мадриде. Мои благодетели, те, что финансировали мое пребывание в столице, граф Гусман и королева-мать, считали, что придворный музыкант обязан погрузиться в то, что составляет славу Испании: искусство, архитектуру, историю, — и непременно знать, чем занимается действующее правительство. Мать, которую беспокоили недостатки моего «немузыкального» образования, осталась бы довольна.