— Здесь везде закрыто, — недоуменно сказал Игорь, осмотревшись вокруг. — Разве что… по этой лестнице?
— Да. Пошли.
— Ты знаешь, куда она ведет?
— К солнцу, — сказала Мария. — Я покажу тебе.
Они двинулись вверх. Сердце Марии пело; ее настроение передалось и царевичу. Они оставили позади страшный день, но сейчас ей не хотелось думать об этом. Они шли легко, минуя виток за витком; они улыбнулись друг другу, неожиданно узрев на стене слева от них письменные свидетельства неистребимого русского духа. Они добрались до первого из отверстий и выглянули наружу.
Балкончик изумительной, причудливой формы пригласил их к себе; они ощутили себя бабочками на раскрытом тюльпане. Огромный город, еще не проснувшийся, лежал под ними насколько достигал взгляд. Они смотрели во все глаза — особенно отрок, для которого это было полным сюрпризом; но и княгиня, прекрасно знавшая, куда они идут и что увидят, была тоже немало возбуждена удивительным, чарующим зрелищем.
— Смотри, — потянул ее за руку Игорь, указывая куда-то наверх.
Она задрала голову и увидела то, чего не могла ожидать. Огромный, разноцветный воздушный шар висел рядом с башней, будто зацепившись корзиною за верхнюю смотровую площадку. Неужто ему разрешили пришвартоваться, подумала она; этого не может быть — такой дернет разок, да и башня завалится. У нее перехватило дух и голова закружилась; она ухватилась за камень, чтоб не потерять равновесия, и шагнула назад, вовнутрь башни.
— Идем, — сказала она. — Давай до него доберемся.
Они снова двинулись вверх, спеша, чтобы шар не улетел, хотя находящиеся в корзине наверняка еще крепко спали. Они махом проскочили еще несколько подобных балкончиков. Они неотвратимо приближались к верхушке башни.
— А вдруг там закрыто? — спросил царевич.
— Крикнем с балкончика, — сказала Мария. — Попросим их взять нас оттуда.
— Ты думаешь, они нас возьмут? Кто мы им?
— Дурачок, — ласково улыбнулась она. — Это испанцы… такие душевные люди…
Но выход на площадку оказался открыт — двери вообще не было, это был просто проем в стене, такой же, как и у балкончиков, только побольше. Они выбрались на площадку. Они опять полюбовались городом. Затем подошли к той стороне, где воздушный шар был ближе всего, и полюбовались самим шаром. Затем через перила площадки заглянули в корзину, которая была немножко ниже уровня ограждения.
Мария увидела в ней всего одного человека, сладчайше использующего по назначению спальный мешок. Конечно, подумалось ей, в ранний час спать естественно; но будь я на его месте — то есть, на вот такой высоте — я бы, наверно, не упускала возможности всякий новый день любоваться рассветом.
Она рассмотрела спящего насколько могла. Он был темноволос, загорел и усат; он показался ей похожим на Сальвадора Дали в дни своей молодости. Сосредоточившись, она попыталась уловить запах мужчины. Конечно, это удалось бы, ведь он был совсем недалеко — метра полтора-два до корзины, да столько же внутри нее, — но нагревательная установка, работавшая на холостых, теплыми струями прихватывала воздух вокруг корзины, тянула его вверх и таким образом создавала заслон, не дававший запахам изнутри прорваться к Марии.
Было похоже, что в корзине лишь один этот человек; впрочем, большая часть корзины плетеным бортом ее скрывалась от взора. Если там есть и другие люди, но их не вижу, подумала Мария, все равно что их нет; во всяком случае, это уважительная причина, чтоб не считаться с их интересами. С этой мыслью она сложила ладони рупором и закричала:
—
¡Oye, amigo!
Человек пошевелился, проснулся, сел и сказал:
— Ась?
— Oye, говорю, — повторила Мария, несколько стушевавшись. — Видите ли, уже рассвет; я подумала — вдруг вы проспали; бывает ведь, что будильники не звонят. А то вы могли и просто забыть завести будильник с вечера, особенно если были сильно утомлены, перегружены впечатлениями, да и нетрезвы, если на то пошло (не думайте, я вовсе не осуждаю этого, разумеется если оно еще не успело превратиться в систему). Ну — мне продолжать вас будить или убраться куда подальше?
Человек посмотрел на часы.
— Рановато, — сказал он. — Как тебя зовут?
— Мария, — сказала Мария, — а вот это Игорь. Вообще-то, — добавила она, помявшись, — мы особы в некотором роде титулованные… но этикет я в данном случае оставила бы на потом. Я бы хотела непринужденной беседы; а какая уж непринужденность с этими титулами! Ты не обидишься, если я буду обращаться к тебе на «ты»? У вас, испанцев, это ведь запросто; даже сам король считает естественным, чтобы его друзья — например, виолончелист Ростропович — обращались к нему на «ты». Вот и графиня Солеарес разрешает мне «тыкать»… а как, кстати, тебя зовут?