– Но сейчас, – осторожно заметила Вероника, – у тебя, кажется, получается…
– Ты думаешь? – с сомнением в голосе переспросила Ана. – Сочувствие, дорогая, это когда делятся несчастьем. Это мы все… и с большим удовольствием… А чтобы делиться счастьем? Я, например, не хочу. Ни с кем. Вот просто не хочу, и все.
– По крайней мере честно, – сказала Вероника. – Но жаль.
Ана хмыкнула.
– Жаль? Да это и невозможно, даже если бы я хотела. Ну, как ты это представляешь себе? Надумала я, допустим, уделить тебе кусочек своего счастья. Это как? Денег дать? Мужика одолжить на ночь?
Двое русских бизнесменов за соседним столом, видимо, уловили последнюю фразу Аны (сказанную и впрямь не без некоторой излишней экзальтации), повернулись разом, как по команде, и заинтересованно оглядели обеих дам.
– Да, ты права, – сказала Вероника, немного подумав. – Отчего же мне так хорошо с тобой? Разве ты мне не сочувствуешь?
– В чем? Мы обе счастливы, дорогая. Мы не нуждаемся в сочувствии. По большому счету, нам немного нужно друг от друга. Общение и взаимопонимание – вот и все. Этим мы делимся, поэтому нам и хорошо. Видишь, как просто.
– Да, – вздохнула Вероника.
Что будет, подумала она, если мне понадобится помощь? Не мелкая услуга, какими мы обмениваемся по ходу общения, а настоящая помощь? Поможет ли Ана? Да, она красива, умна, обворожительна; она, конечно, счастлива; но вот добра ли? Ах, Анютины Глазки!.. «Делиться счастьем ни с кем не хочу». От нее иногда веет таким холодом… Как грустно! Похоже, счастливые люди должны быть эгоистами. Может быть, доброта и счастье несовместимы?
– Ты обещала о плохом, – напомнила она.
Ана нахмурилась.
– Нет, это в другой раз, это тяжело… Я обещала рассказать тебе, в чем секрет моего счастья. Еще один эспрессо, пожалуйста, – улыбнулась она склонившемуся над столом официанту, – и один капуччино… ведь тебе капуччино, я правильно угадала, дорогая?
Конечно, правильно, с тоской подумала Вероника. Как же ты можешь не угадать? Совершенство Аны временами приводило ее в отчаяние. Никогда ей не стать такой... Внезапно – впервые такое произошло – она разозлилась, и маленький, капризный бесенок овладел ее существом.
– Почему ты решила? – спросила она с детской интонацией, бессознательно копируя собственную манеру Аны. – Именно сейчас я бы с удовольствием тоже выпила эспрессо. Два эспрессо, – важно сообщила она официанту, сделав ударение на слове «два».
Анютины Глазки обескураженно затрепетали.
– Просто мне казалось, я знаю твои привычки… Прежде бы ты заказала капуччино. Мы меняемся…
В ее голосе даже зазвучала легкая печаль, и Веронике стало стыдно за свою недостойную, мелкую выходку. Она дотронулась до руки подруги.
– Дорогая, ты откроешь мне секрет своего счастья, или нет?
Раньше она реже называла меня «дорогая», подумала Ана. Это было мое слово. «Ника» – для задушевной беседы, «дорогая» – для досужей болтовни… Последнее время «Ника» звучит все реже, подумала она с горечью. Допустить, чтобы отдалилась единственная, бесценная подруга?..
– Конечно, Ника, милая, – сказала она с порывом в голосе и душе, – более того; я передумала и решила рассказать тебе о плохом, потому что иначе ты, пожалуй, поймешь меня неполно. Помнишь ли, – продолжала она со слегка лекторской интонацией, в то время как Вероника превратилась в слух, – как двадцать лет назад жили простые люди? Возможно, и помнишь; тебя брали в очередь, чтобы доказать, что ты существуешь физически, но все же это были заботы не твои, а твоих родителей. Чтобы купить еду, требовались не столько деньги, сколько стояние в очередях, талоны, знакомства или хитрости. Некоторые, например, добывали справки, что у них свадьба или похороны, по этим справкам можно было купить водки, сгущенки, колбасы. Саша был маленький, и чтобы купить молоко, мы с Филом в пять утра занимали очередь в магазин «Диета». Представь себе темную зимнюю улицу, морозный ветер, злую толпу, часами жмущуюся к запертому входу в магазин, и что творилось, когда магазин наконец открывался… а потом могло и не хватить… А чтобы купить вещь, нужны были, наоборот, большие деньги; было нормальным отдать месячную зарплату за сапоги… Люди уже забыли, что все это было, но ведь это продолжалось десятилетиями, впереди не было видно никакого просвета, и предполагалось, что так пройдет вся жизнь…