хоть и воображаемый, но решительно неотличимый от оригинала. Человек в черном недоверчиво посмотрел вначале на знак, а затем на своего спутника.
– А почему разгар? Конец же тысячелетия-с.
– Разве? – ухмыльнулся бывший военный. – А я думал, хронология врет; главное тут не цифирь, а кроки матерьяльной культуры. Фоменко с Носовским – слышали про таких?
На лице человека в черном отразилась напряженная работа мысли. От усилия он даже шляпу снял, но затем, почесавши вспотевшее темечко, возвернул головной убор на прежнее регулярное место.
– Да вы опять шутите, князь, – догадался он и нерешительно улыбнулся.
Офицер громко захохотал и дружески огрел своего спутника по плечу с такой силой, что шляпа едва вновь не слетела с того. Поправивши шляпу, человек в черном сконфуженно огляделся по сторонам, видимо не желая общественного к себе внимания; однако люди вокруг были столь беззаботны и заняты сами собой, что на шумное происшествие никто даже не обернулся.
– Но что же, – с надеждой в голосе спросил он, когда смех офицера, наконец, смолк, – еще кружок?
– Пожалуй, нет, – покачал головой офицер.
– Жаль, – огорчился в черном. – Я бы поделился с вами своими мыслями о поучительности литературы. Верите ли, нашел прелюбопытную закономерность: что ни классик, то поучителен, начиная с Шекспира или даже, – он по-православному перекрестился, – с Библии.
– А что, – удивился офицер, – разве у Библии установлен автор?
– Конкретно нет-с… но ведь кто-то же написал; и он, без сомнения, классик. Извольте сами судить…
– Обождите-ка, – бесцеремонно перебил офицер, – знаю я эту вашу манеру втягивать меня в спор этак исподволь; глядишь, и пошли по новому кругу. Нет уж! на сегодня моцион завершен, так что отложите свою мысль на завтра. Да и впрямь жарковато становится… Я забыл: вы читаете испанские газеты?
– Увы.
– Увы… что?
– Увы, нет. А в чем вопрос? я читаю французские. Может, вас интересуют подробности визита ее высочества принцессы Каролины? Я читал…
– Нет, – покачал головой офицер, – хотел справиться о розыгрыше лотереи.
Человек в черном смущенно потупился.
– Что ж, – решил офицер, – настал час, как всегда, расставаться. Доброго вам здравия, любезнейший друг.
И он протянул своему спутнику руку, которую тот пожал немедля и с несомненной почтительностью, даже некоторым подобострастием.
Они разошлись. Человек в черном, опираясь на свою тросточку, засеменил налево, в гущу городских кварталов. Следуя мимо стоявших на углу молодых девиц в коротких и как бы лакированных юбочках, видимо туристок, он достал из кармана пальто монокль, аккуратно протер его подкладкою и, поднеся к глазу, незаметно, но внимательно по очереди их рассмотрел.
Офицер, еще более выпрямившись, вскинув голову и поправивши эполет, чеканным шагом двинулся в сторону общедоступного пляжа.
Книга 1
Пластмассовый век
1
Видел я в ночных видениях, вот, с облаками небесными шел как бы Сын человеческий, дошел до Ветхого днями и подведен был к Нему.
И Ему дана власть, слава и царство, чтобы все народы, племена и языки служили Ему; владычество Его – владычество вечное, которое не прейдет, и царство Его не разрушится.
Не Ты ли кругом оградил его и дом его и все, что у него? Дело рук его Ты благословил, и стада его распространяются по земле;
но простри руку Твою и коснись всего, что у него, – благословит ли он Тебя?
И не мог народ распознать восклицаний радости от воплей плача народного, потому что народ восклицал громко, и голос слышен был далеко.
Всякий раз, открывая новое, девственно чистое окно своей почтовой машины, я возношу горячую благодарность человеческому гению, избавившему меня от необходимости совершать массу медленных, докучных действий – покупать конверт и бумагу, затем писать, зачеркивая неудачные фразы, или в лучшем случае печатать письмо на одном из механических агрегатов; далее заклеивать конверт, подвергая язык известной опасности; наконец, отнести запечатанное письмо на почту или по меньшей мере не забыть бросить его в уличный почтовый ящик, притом безо всякой уверенности, что Вы получите это письмо вообще. Уже не упоминаю самого главного – потрясающей скорости электронной почты. Разве я мог бы, разве бы осмелился написать обо всем, о чем пишу, в предположении, что Вы будете читать это через несколько дней и, возможно, в обстановке, исключающей сопереживание – например, в общественном транспорте, получив письмо по дороге из дома!