– Так писал Солженицын? – изумился Филипп.
– Ты невнимателен, – строго сказала Ана. – Это Романов; правда, рядом там ссылка на Климентьева, того самого нижегородского мэра, которого оттерли от власти, потому что бандит или якобы бандит… в общем, трудно понять, сказал это Климентьев или сам Романов. Вдобавок ты не дослушал: мат происходит не от самой по себе идеи непорочного зачатия, а от подсознательного страдания, что мы никак не можем обустроить свой собственный дом.
– Ну, ты и загнула вместе с этими Климентьевым и Романовым, – качая головой, ухмыльнулся Филипп. – Ай да общество! только Фрейда в компанию не хватает… Скажи лучше, что это были за закрытые вести или послания – ну, третий пласт? Если о них известно вообще, значит, когда-то их все же открыли?
– Открыли… но неизвестно, полностью ли… – сказала Ана будто бы нехотя. – Вряд ли это так важно. И вообще, мы уже в городе; не надо бы всуе… ну куда ты? Вот же стрелка – «Алькасар».
Филипп тормознул, сделал обратный маневр и повернул куда следовало.
Алькасар в Сеговии был совсем не похож на толедский: тот был рубленых, строгих форм, этот же больше походил на сказочную декорацию. Они осмотрели его снаружи. Внутри осмотреть не вышло – выходной день.
– Не везет, – вздохнула Ана.
– Подумаешь, – сказал Филипп. – У нас впереди еще куча алькасаров.
– Откуда ты знаешь, что у нас впереди.
– Ну, не огорчайся. Поехали к акведуку; уж он точно без выходных.
Они спустились с горы и сели за столик у римского акведука. Снова пахнуло двумя тысячами лет. Акведук походил на мост, виденный ими в то первое путешествие, на побережье. Правда, тот мост был красивее; но акведук был столь же высок.
– Помнишь овраг с виноградом? – спросил Филипп.
– Помнишь слона? – спросила Ана.
Они улыбнулись друг другу.
Пообедав, они погуляли по городу и двинулись дальше в свой путь. В Авиле им больше всего понравилась гордость города – толстая, высоченная, прекрасно сохранившаяся крепостная стена. Когда солнце стало светить в глаза, они доехали до Саламанки.
По крышам массивных, роскошных, узорчатых храмов ходили капризные аисты. На римском мосту – здесь невысоком, лишь об одном ярусе – молодая ватага в средневековых костюмах пела английские песенки, аккомпанируя себе на гитарах. С площадки перед старыми университетскими корпусами было удобно смотреть, как тени от заходящего солнца очерчивают готические украшения кафедраля и фигурки святых. Площадка эта наполнила Филиппа завистью.
– Смотри, – сказал он, читая таблицы на стенах, – здесь был университет, а здесь colegio; представляешь, как было удобно? Система непрерывного образования. А студенты наверняка проходили практику у детей.
– И молиться далеко не приходилось ходить, – отозвалась Ана, – кафедраль перед носом.
– И все это тринадцатый век…
– Как же! разгар мрачного средневековья!
Филипп вздохнул, представив себе, как детишки бегали по этой самой площадке, натыкаясь на профессоров в мантиях. Как им, наверно, было весело, как хорошо!
У него уже начался откат. Всякий раз перед поездкой в Испанию сердце его устремлялось вперед, радостно ожидая встречи с женой и с неизведанными дорогами; но едва ли не с первой же сладкой ночи и с первой из этих дорог он начинал думать, что скоро опять домой, опять в гниль и в грязь, и эта мысль укоренялась в нем и начинала точить его изнутри, отравляя остаток радостного путешествия. Вот и теперь было так же. Детишки могли жить здесь десятилетиями, им не нужно было никуда назад. Их дом много веков подряд был обустроен.
– Так что же было в этих закрытых посланиях? – спросил он с досадой, застав Ану врасплох.
Ана вздрогнула.
– Не можешь ты, чтоб совсем ничего не испортить, – недовольно сказала она. – Там было о геенне огненной, о войнах, первой и второй мировой; а еще об атомной бомбе. Доволен?
Филипп устыдился.
– Я знаю, как это исправить, – пробормотал он.
– Я тоже, – отозвались Глазки.
– Так пошли?
– Ага, – кивнула Ана, начиная движение к углу кафедраля. – А смотри, что я еще вспомнила, – зачастила она, желая успеть сказать по пути, – когда в смутное время спасали Москву, да и вообще русское государство, в этом будто бы сильно помогла икона Казанской Божьей Матери, еще со времен Ивана Грозного делавшая много чудес. Эта чудотворная икона хранилась в Кремле вплоть до того же 17-го года, когда исчезла при невыясненных обстоятельствах. А недавно – лет, может, десять назад – ее обнаружили… где бы ты думал?