– Так ты девственник? – изумилась Мария.
– Странно, да? Я, наверно, единственный испанец, не имевший женщин к своему-то возрасту… не считая монахов, конечно, да и то смотря каких.
– Ты несказанно удивил меня, – сказала Мария, покачивая головой. – Ведь я вижу, что ты вовсе не импотент… я даже больше вижу…
Она замолчала, не желая далее развивать свою мысль. Ему все равно было не понять, а она совсем не была уверена в своем желании заводить нового Господина.
– Во всяком случае, ты же хотел бы? – спросила она вместо того и, чтобы он не заметил ее секундного замешательства, легко провела рукой по его чреслам – не так, чтобы змей вернулся опять; он и не вернулся.
– Конечно, хотел бы! – воскликнул Сид. – Один раз, в 1993 году, я уже был совсем близок к цели… Это было в Москве… в октябре…
– Однако надеюсь, – перебила она его с тревогою в голосе, – ты не подавляешь в себе естественных желаний? Это было бы очень вредно, учти!
Сид насторожился.
– О чем ты говоришь?
– Конечно же, о мастурбации… о чем же еще! Я по профессии медсестра; я тебе не говорила? Любой орган в бездействии чахнет и сохнет; потому ты обязан упражнять свои семенники и corpus cavernosum никак не реже чем через день. Не то ко времени, когда ты, наконец, осуществишь свою мечту, от тебя останутся рожки да ножки.
– Успокойся, Мария, – угрюмо сказал Сид, – я в этом деле мастак… да даже и чаще чем ты сказала.
– Это зависит от темперамента, – сказала Мария, – а вообще перегружать органы тоже не след… Но почему ты внезапно стал мрачен, в то время как выяснилось, что все с твоей половой сферой о’кей?
– Разве мрачен?
– Тень набежала на твое лицо.
– Что ж, – сказал Сид, – значит, я действительно не смог скрыть своих мыслей. А их две: первое, что я никому прежде не открывал этой тайны и сейчас томлюсь неуверенностью – не пойдет ли мне моя откровенность во вред? Не из-за того, что ты кому-то расскажешь, а из-за того, что сама изменишься ко мне; одно дело медицинские соображения, а другое мужская как бы честь. Вторая же мысль, гложущая меня даже еще горше – это сознание парадокса, что я лежу в тропическом раю рядом с прелестной девой, обнаженный, как и она, и говорю с ней о моих заветных желаниях (тем самым иссушая свою плоть, может быть, гораздо круче длительной передержки), вместо того чтобы увлечь ее в кусты да и вставить куда и как положено (избавляя и ее заодно от всяких томительных размышлений, коим она никак не может найти, хе-хе, конец). Вот каковы истинные мои мысли; теперь хочешь казни меня, хочешь милуй, а я после такого высказывания ощущаю более всего потребность помолиться, иначе буду считать себя не славным воздухоплавателем, а пошлым, грязным и лишенным всякого благочестия дикарем.
– Помолиться идея хорошая, – задумчиво сказала Мария, – а можно я с тобой?
– Ну конечно же; буду только рад. – сказал Сид. – Gloria in excelsis Deo et in terra pax hominibus bonae voluntatis…
– Делай паузы, – попросила Мария. – Gloria in excelsis Deo et in terra pax hominibus bonae voluntatis.
– Laudamus te, benedicimus te, adoramus te, – продолжал Сид, – glorificamus te, gratias agimus tibi propert magnam gloriam tuam, Domine Deus Rex caelestis, Deus Pater omnipotens.
– Laudamus te, benedicimus te, adoramus te… – повторила Мария и, изменив тон, заметила: – Вообще-то это не самая моя любимая молитва; да и вряд ли ко случаю. – С этими словами она покосилась на Сида, как бы ожидая, не затянет ли он чего-нибудь новенького. Однако, поскольку Сид молчал, она скрыла некоторое разочарование и продолжала: – Тем не менее, glorificamus te, gratias agimus tibi propert magnam gloriam tuam, Domine Deus Rex caelestis, Deus Pater omnipotens.
– А потому что сейчас самое главное, – назидательно сказал Сид: – Domine Fili unigenite, Jesu Christe, Domine Deus, Agnus Dei, Filius Patris, qui tollis peccata mundi, miserere nobis; qoi tollis peccata mundi, suscire deprecationem nostram.
– Возможно, ты прав. Domine Fili unigenite, Jesu Christe, Domine Deus, Agnus Dei, Filius Patris, qui tollis peccata mundi, miserere nobis; qoi tollis peccata mundi, suscire deprecationem nostram.
И они в один голос закончили:
– Qui sedes ad dexteram Patris, miserere nobis. Quoniam tu solus Altissimus, Jesu Christe, cum Sancto Spiritu: in gloria Dei Patris. Amen.
– Ну, – спросила Мария, – теперь твоя душенька спокойна?
– Да, – сказал Сид.
– Что ж ты не тащишь меня в кусты?
– Но здесь же отрок, – сказал Сид, – невинное дитя, тогда как кусты, наоборот, далековато; придется потерпеть до какого-нибудь бунгало на более обитаемых островах.
– Сказала же я тебе, молитва нехороша! – с досадой воскликнула Мария. – Собирался избавиться от пошлости; а что может быть более пошлым, чем бунгало на островах? Предложи еще мне в постель конфету «Баунти».